Звериное царство - стр. 9
– Это девочка, – сообщает женщина. Он кивает. Говорит:
– Пойду кормить скотину… – и медленно удаляется в темноту… чтобы помочиться.
Повитухи развешивают простыни сушиться перед огнем, покрывают головы платками и, придерживая их рукой у подбородка, возвращаются в Пюи-Ларок. Роженица остается наедине с ребенком. Девочка такая тщедушная, что может уместиться на ладони, но, движимая предвосхищением жизни, сжимает кулачки и изо всех своих крохотных сил пытается извлечь из материнской груди молозиво. Малышка много недель существует в пеленках, как куколка в коконе. Когда ей удается вынырнуть из анемичного оцепенения, она смотрит серыми и словно бы невидящими глазами на отстраненное лицо родительницы, а та тщетно пытается просунуть коричневый сосок между ее бескровными губками.
Родители торопятся окрестить дочь, не веря, что она выживет. Мать чувствует себя оскверненной беременностью и родами, а потому отказывается выходить из дома, варить суп, носить воду из колодца и очень этим гордится. Женщина сидит – степенная, отгородившаяся от внешнего мира, Элеонора лежит у нее на коленях или в корзинке-колыбели, отец помешивает говядину с овощами или кукурузную кашу, которую приготовил под руководством жены. Соседи-фермеры приходят поздравить супругов с рождением дочери, преподносят подарки. Ни один ей не нравится. Священник проводит обряд в присутствии матери и отца, который надел свой лучший костюм, и ему явно не по себе в церкви. Элеонору в белом, вязанном крючком крестильном платьице с кружевами представляют Спасителю, взирающему на нее с распятия. Отец презирает религиозные чувства и ханжество жены. Крестьяне и моряки суеверны, в церковь они ходят, потому что «так полагается», но признают эстетическую красоту древнего культа. Отец стоит у крестильный чаши и отвечает на вопросы священника. Отец Антуан простужен, он то и дело сморкается в свой белый стихарь и проповедует на гасконском, чтобы быть понятым паствой:
– Вы отвергаете грех?
– Отвергаю.
– Вы отвергаете то, что привело ко злу?
– Отвергаю.
– Отрекаетесь ли вы от Сатаны, отца греха?
– Отрекаюсь.
– Веруете ли вы в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого?
– Да, верую.
Сельчане сидят в ряд, затянутые в потертые чиненые костюмы, блеклые платья с карманами, набитыми шариками нафталина, запах которого перекрывают аромат свечей и ладана. Они повторяют хором:
«Такова наша вера. Такова вера Церкви, которую мы с гордостью провозглашаем в Господе нашем Иисусе Христе».
С начала времен женщины ходят за скотиной, а мужчины возделывают землю и, когда подойдет срок, забивают животных. На рассвете, едва развиднеется, она выходит во двор. На одной руке несет корзину-колыбель с Элеонорой, в другой держит ведро с черствым хлебом и зерном. Ребенок досыпает в атмосфере смешанных ароматов птичьего помета и сенной трухи. Куры машут крыльями, поднимая жаркий ветерок, мать собирает теплые пахучие яйца и пристраивает рядом с дочерью, переходит в загон для свиней, подтягивает вверх подол юбки и придерживает пальцами ног сабо, утопающие в рыхлой земле. Свиноматка лежит на соломе, на боку, и тихо-мирно кормит выводок поросят. Едва появившись на свет, каждый отвоевал место у соска. Малыши пищат от удовольствия, пьют молоко, не открывая глаз, их ненасытные рыльца вымазаны белой пеной. Женщина долго их разглядывает, потом вспоминает старую сказку, которую и теперь еще рассказывают у камелька, берет одного поросенка, тот вырывается, визжит, но она кладет страдальца в корзину под одеялко, нагретое Элеонорой, и животинка в конце концов затихает. Мать укладывает дочь на сено, поближе к свинье, берет двумя пальцами сосок, вкладывает его в ротик девочки, и та начинает жадно сосать, цепляясь за «кормилицу» крошечными ручками, а поросята согревают маленькое красное гладкое тельце. Женщина быстро и ловко сворачивает шею поросенку-«отщепенцу», возвращается во двор и, подойдя к куче навоза, выкапывает ногой ямку и зарывает маленькое тельце.