Звериное царство - стр. 20
Уже в первые весенние дни отец больше не сидит на трухлявой деревянной скамейке, из кровати вылезает, чтобы поесть, выглядит страшно исхудавшим, почти прозрачным, и матери приходится поддерживать его локоть, когда он несет ко рту ложку с супом. Окаменевшие сгустки мокроты навечно застряли в его бороде, рубашки не отстирываются от множества разнообразных пятен. Каждый понедельник приезжает доктор и осматривает больного в молчаливом присутствии его жены. Женщина устала и разуверилась, поэтому сидит за столом и не вмешивается, а отец покорно открывает рот, кашляет и отхаркивается, когда велит врач. Наконец тот ставит на стол кожаный саквояж, пахнущий эфиром, привычными движениями собирает инструменты, повторяет одни и те же слова и предписания, иногда предлагает «вариации на тему» неэффективного лечения, выпивает стаканчик водки или муската, принимает от женщины несколько почерневших монет, кланяется, приподняв шляпу, и уходит, произнеся традиционное:
– Ну, до понедельника.
Они не говорят ни слова, пока коляска доктора не выезжает со двора, потом встают, как по команде, и каждый возвращается к своим занятиям. Женщина сдается и зовет костоправа из соседней деревни. Он знаменит тем, что ловко вправляет вывихи, снимает жар и выводит бородавки. Целитель кладет руки отцу на грудь, бормочет молитвы, чертит крест длинным, черным от грязи ногтем, потом поворачивается к женщине и кивает. Считается, что детишкам можно сбить температуру, приложив ко лбу рассеченную надвое голубку, и мать сворачивает шею белому голубю – авось сойдет! – взрезает грудину, раздвигает белоснежные перья и кладет птичку теплыми синеватыми внутренностями на лоб мужу. Он ворчит и пытается сбросить мертвое тельце, голова с открытым клювом касается его темени и падает в подушки.
Однажды сентябрьским утром Марсель берет Элеонору с собой. Они долго идут по полям, минуют карьер, где добывают бутовый камень и щебенку, пересекают залежные земли, огибают ложбину, заросшую кустами, среди которых виднеются осевшие останки старой риги. Как и каждое утро, паук-крестовик разрушает свою паутину и начинает плести ее заново с немыслимым для человека терпением. Небо посветлело, в воздухе летают отяжелевшие от пыльцы пчелы. Земля под ногами выгибается, как круп першерона. Время от времени Марсель и Элеонора останавливаются и задирают головы, чтобы полюбоваться полетом аэропланов. Их величественные тени медленно плывут над долиной. Отдохнув, мужчина и девочка поднимаются на лесистый холм, перешагивают через спутавшиеся, поросшие мхом ветки. Марсель идет впереди, прокладывает дорогу Элеоноре – сбивает посохом колючие ежевичные лианы, топчет пористые пеньки, рассыпающиеся в мелкую труху. Девочка проскальзывает вперед, обгоняет спутника на несколько шагов и тут же возвращается. Так в молчании доходят они до опушки рощицы, главенствующей над долиной. Вдалеке струит спокойную зеленоватую воду ручей, радуют глаз геометрически правильные прямоугольники пашни. В нескольких километрах от них кавалерийские дивизии и пехотные части направляются на позиции, чтобы начать большие маневры. Элеонора садится рядом с Марселем на поваленный ствол дерева. Она не знает, за чем они наблюдают, и не решается спросить, но ее сердце трепещет при виде вооруженных солдат. Они идут по склонам круглых холмов, сверкая кожаными сапогами, или едут верхом, вид у них потрепанный и какой-то нервный. Девочке кажется, что они сидят так уже много часов, Марсель наблюдает за выдвижением дивизий, идущих впереди всех армий, и западный ветер иногда доносит до них неразборчивые возгласы стрелков и гусар, обрывки команд или лошадиное ржание. Когда они наконец отправляются в обратный путь, Марсель выглядит задумчивым и мрачным. Элеонора осмеливается взять его за руку, он как будто не замечает этого, но сжимает ладошку девочки в своих загрубевших от работы пальцах. Мать читает отцу из газет, как разворачиваются маневры. Военный министр постоянно находится в департаменте. Толпа приветствует тяжелые 120-миллиметровые пушки системы Банжа из стали, окрашенной в защитный зеленый цвет. Женщина читает старательно, ведя по строчке грязным и словно бы граненым ногтем. Она покупает «Женский крест» или «Религиозную неделю», хотя фермер всегда предпочитал «Республику трудящихся», «Пробуждение коммун» и «Гасконскую независимость». Мать вырезает из газет и альманахов репродукции с изображениями святых и картин на религиозные сюжеты, а потом они желтеют и сморщиваются на стенах. Она комментирует статьи и новости, подтверждающие ее идею далекой, но неизбежной гибели мира. Фермерша проникается глубоким интересом к африканскому театру военных действий