Зверёк и рыбьи чудеса - стр. 2
– Ух, – сказал филин.
– Ух? – повторил зверёк.
– Ух. Не мешай мне. Я играю в летучую мышь.
Филины на самом деле очень игривые и весёлые птицы. Только вот их игр никто не понимает.
Зверёк повертелся на суку, думая: прервать ему игру филина или он её уже прервал. Так ни до чего не додумавшись, спросил:
– Ты знаешь, кто я?
– Ух, – сказал филин и посмотрел вниз – на постепенно светлеющее небо. – Пора спать.
– А я только проснулся.
– Что? – спросил филин. – Я немного глуховат.
Уши его поросли густым пухом, а глаза и клюв напоминали три чёрных, блестящих камешка.
– Ты знаешь, кто я такой? – повторил зверёк громче.
Филин помедлил, разглядывая его своими глазами-камешками (когда он вращал головой, они гулко стукались где-то за клювом), а потом сердито и немного смущённо сказал:
– Я немного слеповат. Особенно сейчас, когда пора спать. Наверно, ты белка.
Кажется, он немного рассердился, что кто-то прерывает его игру. Впрочем, филины всегда выглядят и говорят так, как будто сердиты на весь белый свет. На самом деле они незлобивые существа и очень любят шутки. Хотя представление о шутках у них не совсем обычное.
Филин распахнул крылья, сделавшись вдруг раза в три больше, взмахнул ими, вызвав вокруг настоящий снегопад, и вернул себя в нормальное положение. «Ухожуспать, ухожуспать, ухожуспать, – бормотал он себе под нос. – Ух».
– А что делают белки? – заинтересовался зверёк.
Ему захотелось сунуть в рот палец – палец на задней лапке – но он решил не делать этого. Может, филин посчитает это неприличным.
– Ух. Чаще всего задают глупые вопросы.
– У меня глупые вопросы?
Филин задумался.
– На мой взгляд, вполне разумные. Посмотри-ка вон там, в дупле.
– А чьё это дупло?
– Моё. Дупла – это зеркала для белок, – сказал он и довольно заухал своей шутке. – Любые дупла. Оказавшись в дупле, белка тут же вспомнит себя.
Зверёк заглянул внутрь дерева. Там довольно уютно: из мышиных хвостиков устроен гамак, прямо в стене выдолблен стол. В специальных нишах запасы желудей и каких-то травок. В скорлупки от орехов сложена темнота, похожая на лоскуты ночного неба. Наверное, филин укутывается в неё, когда в дупло начинает заглядывать солнышко. Из угла поблёскивает стёклышко от очков, а под ногами – мудрёные древесные письмена в виде колец, одно в другом, и в другом – ещё кольцо. Дерево, особенно такое скрупулёзное, как дуб, ведёт свои записи из века в век, описывая, что нащупало оно корнями в почве, кто в нём поселился и привольно ли дышится листьям. Наверное, на досуге филин пытается их расшифровать, вглядываясь через стёклышко от очков в эти записки.