Зов серебра - стр. 41
– Голову, надо полагать, хозяину оторвал оборотень? – уточнил Елизаров.
– Если верить легенде. Стол куда-то подевался, а стул до сих пор хранится в замке. Его забрал в свой кабинет Антон Палыч. Кстати, он утверждает, что стул до крайности удобный. Антон Палыч у нас мучается радикулитом, и удобство мебели имеет для него первостепенное значение.
– Дурью он мается, а не радикулитом, – хмыкнула тетя Люся, и сразу стало понятно, как она относится к здешнему бухгалтеру.
– Я слышал, около двадцати лет назад на острове случилась какая-то трагедия. – Теперь уже Елизаров неожиданно стал очень серьезным. Наверное, события недалекого прошлого его не забавляли так, как старинные легенды про оборотней.
– Погибли дети, – сказала Амалия, не оборачиваясь. – Воспитанники детдома. Сначала несколько детишек пропало без вести. Искали всем городом. И мы тут тоже искали. Перевернули на острове все, едва ли не под каждый камень заглянули.
– Вы уже тогда жили на острове? – спросил Елизаров.
– Да, я работала в детском доме воспитателем. Вела кружок рукоделия у девочек.
Образ рафинированной и утонченной леди никак не вязался с учительницей рукоделия. Наверное, недоверие это было написано на их с Елизаровым лицах, потому что Амалия снова улыбнулась:
– Жизнь порой бывает непредсказуема. Тогда мне казалось, что нет места скучнее, чем этот остров. Потом, когда все случилось, я уже думала, что нет места страшнее. А теперь я научилась любить его и видеть его красоту. Остров не виноват в том, что сотворили с ним люди.
– Люди! – снова хмыкнула тетя Люся. – Один ирод сотворил, а вы, Амалия, до сих пор маетесь какими-то угрызениями совести.
– Я была там и ничем не смогла им помочь.
– Я тоже там была. – Повариха уперла кулаки в бока. – И Палыч там был, и много кто еще. Так что же нам всем теперь взять и повеситься оттого, что в Семке Горынычеве маньяка не разглядели?! Да и кто бы разглядел?! Он же с виду тихий был, во всех смыслах положительный.
– Я должна была разглядеть, – сказала Амалия. – Я ведь первая заметила, что Гордей пропал. Спросила Горынычева про мальчика, а он сказал, что к бабке в деревню отвез.
– Ну и что с того? Отвез и отвез! Что вам было за дело до чужого детенка, когда с собственным столько горя хлебнули, что вспомнить страшно?! А Гордейка уже тогда был с придурью, вы ж сами помните, как учить его пытались, а он ни бе ни ме. Непутевый!
– Он несчастный, а не непутевый.
– Одно другому не мешает. Я про то, что не нужно себя винить за то, что вы что-то там недоглядели и что-то не смогли предвидеть. Кто ж мог подумать, что лиходей родного ребенка не пожалеет! А может, наоборот, пожалел, а? Чужих-то деток этот зверь с собой на тот свет забрал, а своего-то в живых оставил. Может, хоть перед смертью в нем что-то такое людское всколыхнулось?