Зов Полярной звезды - стр. 16
Пахло ядреным табаком и дешевыми духами, гнилой картошкой и жареными рябчиками, выхлопными газами автомобилей и конским навозом.
– Натуральный Вавилон! – хохотнул сиплый Евграф, приметив, что творится с пленником. Помолчав, не сдержался, выказал интерес: – Это про тебя, что ли, писали – «Гость из преисподней»?
– Про меня.
– Взаправду восемь лет в подвалах просидел или брешут?
– Не брешут. Так и было.
– Что ж у буржуев не остался? Они б тебя по циркам показывали, денег бы загреб, зажил припеваючи…
– Не до цирков там сейчас, они сами после войны еле концы с концами сводят. Да и домой захотелось…
– Ишь ты! – Сиплый состроил вполне добродушную мину, полез в карман за кисетом. – Поди, все здесь чудны́м кажется, да? Питер уж не тот, что при империализме…
Не такие они и злые, эти крепыши в кожанках, подумал Вадим. Работа их озлобляет, заставляет с револьверами на ближних кидаться, а так – мужики мужиками, можно у них и сочувствие вызвать, и за жизнь потрепаться.
Начал с безобидного – в струю к тому, о чем рассуждал сиплый:
– Город мне сложно оценить, я же почти ничего не помню. Так, мутные образы всплывают… А вот почему у вас женщины такие?
– Какие?
– На мужчин похожи. Некрасиво же…
Тут все трое агентов в голос заржали – будто он несусветную чушь сморозил.
– Хо-хо! – прогудел Евграф и смачно высморкался в облепленную махрой тряпицу. – Ну ты и пельмень! У нас же эта… как ее, сатану… мансипация, во! Бабы в мешки рядятся, буфера бинтами перетягивают, только б за нашего брата сойти.
– А смысл?
– Равноправие им, видишь ли, подавай. Смысл… Да кто их ведает! Шилохвостки они и есть шилохвостки…
Переждав, пока подуляжется дружный гогот, Вадим ввернул то, ради чего затеял расспросы:
– Куда мы едем? Вроде как вокзал впереди… Меня что, депортируют из страны?
Кожаные посуровели. Евграф задымил вонючим самосадом, пропыхтел нехотя:
– Не полагается тебе знать… – Но все ж ответил, глянув искоса на соратников: – В Москву поедешь. Начальник тамошнего ГПУ товарищ Медведь тебя затребовал.
Внешность бывшего техника-строителя, а ныне главного стража столичного правопорядка Филиппа Демьяновича Медведя ничуть не соответствовала его фамилии. Сухопарый, с острыми чертами лица, бородкой клинышком и обширными залысинами, он производил впечатление самое мирное. Биография у него складывалась тоже не ахти какая героическая: до революции трудился себе в мастерских, а после Октября кочевал по разным коллегиям ЧК – от Тулы до Петрограда. Не чурался никакой должности, вплоть до самых неприглядных: заведовал концентрационными лагерями, руководил Отделом принудительных работ. За старание был поощряем и в конце концов вознесся по карьерной лестнице наверх, попав в начальники Московского губотдела ГПУ.