Зов кукушки - стр. 31

«Не смей докапываться. Привык солдатню укуренную строить. Я что тебе – уголовное преступление, чтобы ты меня расследовал? Твое дело – меня любить, а ты за каждую мелочь цепляешься…»

Но каждая новая ложь вплеталась в ее существо, в ткань ее жизни, а потому находиться с нею рядом, любить, добиваться правды и сохранять при этом рассудок становилось все труднее. Как же произошло, что он, который с ранней юности испытывал потребность расследовать, узнавать наверняка, извлекать истину из каждой головоломки, без памяти и без срока влюбился в женщину, которая врала так же легко, как дышала?

– Все кончено, – сказал он себе. – Давно к тому шло.

Но признаваться Энстису он не хотел, да и никому другому не решился бы открыть правду, по крайней мере до поры до времени. В Лондоне у него было полно друзей, которые с радостью пустили бы его под свой кров, предоставили бы и отдельную комнату, и холодильник, успокоили, помогли. Однако же за удобную кровать и домашнюю жратву нужно расплачиваться: сидеть за кухонным столом, когда дети в чистых пижамках уложены спать, и выслушивать возмущенные соболезнования друзей, их жен и подруг. Нет, лучше уж мрачное одиночество, лапша и спальный мешок.

Нога, которую оторвало два с половиной года назад, все еще болела. Она никуда не делась: вот и сейчас он при желании мог бы пошевелить в спальном мешке несуществующими пальцами. Измотанный до предела, Страйк долго не смыкал глаз, а потом увидел в своих снах Шарлотту, роскошную, ядовитую, одержимую.

– «Хотя смерть Лулы Лэндри стала предметом тысяч статей и многочасовых телевизионных репортажей, мы редко задаемся вопросом: почему нам не все равно?

Спору нет, она была сказочно хороша собой, а красивые девушки остаются мощным средством продвижения печатной продукции с тех самых пор, когда Дейна Гибсон начал создавать графические портреты томных русалок для журнала „Нью-Йоркер“[7].

Ко всему прочему, она была чернокожей, вернее, восхитительного цвета café au lait, что, как нам твердили, знаменовало собой шаг вперед в той сфере, где важна только видимость. (У меня это вызывает сомнения: с таким же успехом можно предположить, что в этом сезоне café au lait – просто модный цвет. Разве с появлением Лулы Лэндри в индустрию моды хлынул поток чернокожих девушек? Разве ее успех перевернул наши представления о женской красоте? Разве черные Барби нынче продаются лучше, чем белые?)

Несомненно, родные и близкие настоящей Лулы Лэндри убиты горем; приношу им свои глубокие соболезнования. Однако нас, читателей и зрителей, не постигла личная трагедия, которая могла бы оправдать такое повышенное внимание. Девушки гибнут ежедневно, в том числе и при „трагических“ (читай: противоестественных) обстоятельствах, таких как автокатастрофы, передозировка наркотиков, а подчас и голодание, с помощью которого они хотят добиться такой же фигуры, какую демонстрируют нам Лула и ей подобные. Вспоминаем ли мы хоть кого-нибудь из этих погибших девушек, перевернув газетную страницу с фотографией непримечательного личика?»