Зов бездны - стр. 3

Я понимаю всю свою малость рядом с таким исполином духа. Но общий закон непререкаем. И чувство, а не холодный разум (хотя я и не был им обделен), всегда диктовало мне все решения, все мои действия, выбор цели.

Меж тем, я умел таить свое пламя. И те, кто знал меня даже близко, не говоря уж о прочих людях, которых держал я на расстоянии, считали меня рационалистом, умеющим контролировать страсти.

Но это было совсем не так, и те, кто думал подобным образом, всегда за-блуждались. Причем – жестоко. Страсть неизменно определяла мои поступки, страсть предваряла мой каждый шаг. Это она не дала мне смириться и разделить судьбу эмиграции. Будь я неспешней и рассудительней, я бы давно сообразил, где обретается подлинный враг.

Мудрейший человек на земле, эллин по имени Аристотель, еще на самой заре истории понял, что многократно страшнее, непримиримей и исступленней борьба, возникающая меж однодумцами.

Но я растратил немало сил, щедро отпущенных мне природой, на то, чтоб крушить привычных демонов несчастной русской интеллигенции – властей предержащих и их сановную, жалкую, ничтожную челядь.

Подобно многим моим ровесникам, я отдал молодость и запал борьбе с хрестоматийным противником, не видя истинного врага. Не понял, что он – по эту сторону, в опасной близости, что стране моей лишь предстоит в недалеком будущем столкнуться с подлинной тиранией, рядом с которой вся жандармерия, охранка, полиция, администрация – окажутся глиняными болванчиками.

А между тем мне выпало знать своеобразного господина, который меня остерегал, даже предсказывал отрезвление. Он говорил мне, и не однажды: чем оно позже придет, тем будет невыносимей и смертоубийственней.

Звали моего друга Дементием. Малый удался – плечист, узкобедр, кроме того, хорош собою. Был расположен к стихотворству, но не к серьезному, а к озорному – всегда наготове куплетец в альбом (нетребовательные барышни млели). Горазд на жалящие экспромты – от эпиграмм до эпитафий. Сам веселился, других веселил, желанный гость и душа компаний. При этом – непрост. То был господин с искусно спрятанной червоточинкой. В общении не скрывал превосходства, дискуссий и споров не выносил. Своих оппонентов привык подавлять насмешливо-ернической усмешкой.

Такая способность, как всем известно, нередко действует гипнотически и, больше того, парализующе. И наделенные ею менторы, когда испытывают потребность внушать свои драгоценные мысли не кучке знакомых, а целой стране, становятся смертельно опасны.

Вот так и на нашем родном суглинке родился отечественный апостол. И этот всероссийский оракул не ограничился однокашниками, нет, был убежден в безусловном праве определять судьбу миллионов. Он вслух никогда в этом не сознался, больше того, своим трезвым умом смекнул, что обольщенную массу следует сразу же обожествить, наречь ее высшей силой истории. При этом – убедив ее, что он – лишь орудие ее воли.