Зона счастья - стр. 2

Беру смартфон, тыкаю пальцем на иконку с изображением луны и звезд. Зойка и правда похожа на красивое звездное небо, где сияющие планеты сделаны из силикона. Иногда я думаю, что если из Зойки выкачать всё, что она в себя вкачала, то от нее останется нечто, похожее на тощее пугало в шмотках от кутюр.

Но это я наверно от зависти, так как сама вряд ли когда-то решусь на подобное. Зойка и правда выглядит отпадно. Ее хирург просто доктор Франкенштейн. Я видела Зойкины фотки десятилетней давности до того, как она их сожгла вместе с планшетом, где те хранились.

Думаю, она правильно сделала.

Прошлое, о котором ты не хочешь помнить, нужно выжигать из памяти. А потом, смахнув еще теплый пепел, можно придумать себе новые воспоминания, убедив себя, что именно они настоящие. Зойка говорит, что у нее есть психотерапевт-гипнотизер, который умеет делать такие фокусы. Я ей верю, так как моя подруга твердо уверена, что всегда была похоже на звездное небо, от взгляда на которое у мужиков кружится голова и дыхание становится как у астронома, только что открывшего новую планету.

Закутываюсь в одеяло, согреваюсь.

Гляжу на картину в дорогом резном окладе.

На ней Макс в форме офицера времен Наполеоновских войн, и я, держащая его под руку, в старинном платье с кружевами и дурацким белым зонтом. Эту картину мне подарил Макс год назад. Точнее сказать, привез и повесил на стену.

- Это тебе, - сказал.

Рот – до ушей.

Счастлив.

Ну, а я что? Тоже рот до ушей. Типа, всю жизнь мечтала об этой мазне в позолоченной раме. Безвкусная поделка, как и моя жизнь с Максом. Громоздкая, вычурная, нелепая, неестественная.

Но нужная.

Картина закрывает трещину в штукатурке, появившуюся в результате усадки фундамента дома. А я закрываю трещину в нашем с Максом бизнесе, которая уже несколько месяцев из-за него грозит превратиться в глубокий разлом, от крыши до фундамента.

Так сложилась жизнь, и теперь мы с ним связаны как два тонущих судна. Разорви цепи, стягивающие прохудившиеся борта – и потонут оба. Потому наш союз, скрипящий гнилыми досками, всё еще плывет по грязным волнам, тоскливо позвякивая ржавыми испорченными цепями, которые люди не случайно назвали браком.

Хотя, конечно, есть в том союзе и один светлый лучик, пробивающийся сквозь унылые грозовые тучи.

Секс.

То, что я умею делать хорошо даже тогда, когда не хочу этого делать. Разум кривится в гримасе отвращения, тело холодное и твердое как камень, но какая-то третья составляющая меня, которой нет названия, всё равно заставляет и разум, и тело отвечать грубым домогательствам Макса, которому нужен просто сосуд для слива напряжения.