Зона Комфорта - стр. 74
– Тревога! – вскинулся поручик Наплехович, меняясь в лице.
Часть вторая. Импровизации
Мы спешно выступаем из Воскресенского. Куда и зачем, мне с рядовой должности непонятно.
В пыли, толкучке и перебранке строилась офицерская рота, образуя колонну «по четыре». Я – новый элемент в системе, непригнанная деталь. Локтями меня сдвигали из шеренг, как лишнюю фишку в пластмассовой коробочке настольной игры «пятнашки». Задвинули в самый хвост.
Белов раздражён. Он стегнул себя стеком по мятому голенищу. Выразительно, как актер Олег Янковский, скривил худое лицо.
– Что вы, господа, как бабы копаетесь!
А мои шараханья заметив, добавил:
– Штабс-капитан Маштаков, вот ваше место в строю! Потрудитесь запомнить с первого раза!
Я утвердился в середине взвода. Справа от меня удачно оказался поручик Наплехович, слева – сутулый прапорщик с бородкой. Впереди – стриженые затылки.
– Куда выступаем? – индифферентно поинтересовался у Наплеховича.
Он знал ровно столько сколько я. С тем же вопросом я обернулся к сутулому прапорщику.
Тот ответил с гнусавинкой:
– На войну.
В его глазах мне увиделась усмешка. Над кем только? У прапорщика неправдоподобно бледное лицо, а бородка – редкая, козлиная, ненужная ему.
Солнце пекло затылок и левое ухо. Колонна повторяла изгибы улицы.
Спереди быстрый, перебиваемый кашлем голос, сообщил:
– Корпус Думенко. кх. фронт прорван.
По-моему, лажа. Конец июля 1919 года. Конно-сводный корпус Бориса Думенко, в прошлом вахмистра царской службы, впоследствии расстрелянного своими, в это время находился на формировании в центре России. В Саратове, что ли? А сам комкор поправлялся после тяжёлого ранения в грудь.
Энциклопедическими знаниями, понятное дело, поделиться я не имел права. Даже в целях пресечения панических слухов. И по роте мячиком запрыгало возбуждение:
– Конница! Фронт! Прорвали!
В нашей шеренге подачу принял и суетно, как горячим угольком, зажонглировал каркающими словами Наплехович:
– Кав! Корпус!
И пасанул дальше во взъерошенный хвост колонны.
С приснопамятных времён срочной службы я не стаивал в армейском строю. Разовые формальные построения в ментуре и артполку не в счёт. Поэтому ощущения у меня довольно дикие. Во-первых, просто тесно. Остро воняло крепким потом и сапожищами. Ни на что не похожий непередаваемый аромат яловой голяшки, начищенной вонючей ваксой!
Про необходимость порубать я забыл, а желудок мой – нет. Заурчал, поджимаясь.
Но все-таки можно перевести дух. На какое-то время я стал таким как все, выскочил из эпицентра. Выяснение обстоятельств моего пришествия откладывалось, по меньшей мере, на время похода.