Золушка в кедах - стр. 32
Пока сестры перекидывались восторженными репликами, искоса наблюдая за моей реакцией, та взяла телефон и скинула Игорю сообщение.
Пусть парень идет домой.
Пускай.
Хуже не будет, а я сейчас всё выскажу этим двум…
Телефон в моих руках завибрировал в музыкальном припадке. Звонил Игорь.
– Да? – сказала я немного раздраженно.
– Слышь, красотуля, всё в поряде? Я могу сваливать? – раздался ленивый голос Игоря.
– Да, завтра увидимся.
Сестры притихли. Казалось, что их уши превратились в локаторы, и они настроились на волны мобильного телефона. Если бы смогли, то заглянули в мою голову и увидели того паренька, чей баритон доносился из динамика. Но это невозможно, и разочарование отразилось на лицах с такой силой, что я невольно улыбнулась.
– Подавай на стол, а то мы проголодались, – хмыкнула Людмила и вышла из кухни.
– И побыстрее, – в тон сестре сказала Светлана.
Если вдруг какому-нибудь абстрактному человеку захотелось увидеть неприязнь в крайнем её проявлении, то он со стопроцентной уверенностью мог обнаружить её в моих глазах.
Мне хотелось ругаться, материться, упасть на пол и вволю постучать пятками и кулаками по плиткам. Я пока что сдерживала себя, но руки ощутимо подрагивали.
Возможно, сегодня случилось слишком много всего необычного и непонятного, а может, просто переполнилась чаша терпения. Из-за всего этого упавшая в тарелку супа солонка осталась незамеченной, так как я думала о том, как заполучить вожделенные билеты.
Я отнесла солёное, как слеза жалости к самому себе, произведение в гостиную и вернулась за тарелками. Когда я вновь появилась в комнате, за столом уже сидела Лариса Михайловна.
Если можно где-нибудь увидеть гусеницу-мутанта, то её обязательно назвали бы именем моей мачехи. Да, именно с гусеницей она имела наибольшее сходство. Тело затянуто в яркие розовые лосины, а сверху потрескивал топик с веселенькими кошачьими мордочками.
Подобная одежда симпатично смотрелась бы на юных старшеклассницах и студентках, а на матроне выглядело, по меньшей мере вызывающе, а по большей – вульгарно. За натянутой тканью лосин виднелась «апельсиновая корка» целлюлита, а валики жира под топиком как раз и создавали ощущение сходства с гусеницей.
– Ты долго ходишь, девочка моя, – таким голосом можно в фильмах озвучивать скрежет гвоздя по стеклу.
Выпученные глаза взирали с «мачехинской» любовью из-под кудряшек химической завивки. Нос картошкой нависал над узкими губами, которые расплывались в улыбке только тогда, когда Лариса Михайловна видела чужие страдания и унижения.
– Я только что приготовила, – ответила я. – Если бы сестры мне помогли, то я сделала всё быстрее.