Золотой век. Книга 2. Империя - стр. 43
Кимон поклонился, едва согнув спину. Он чувствовал себя униженным, и это ясно читалось в сердитом блеске его глаз.
– Хорошо, владыка. Надеюсь, тебе больше никогда не придется просить нас о помощи.
Это были вполне подходящие в сложившейся обстановке слова, но и угроза в зависимости от того, как их понимать. Перикл, не выказывая явно своего удовлетворения, кивнул Тисамену, стоявшему с лицом хмурым, как зимняя буря. Не было здесь для афинян ни тепла, ни дружбы. Загадка. Перикл принялся тщательно обдумывать ситуацию, как его учили. Анаксагор и Зенон никогда не оставляли проблему, пока не поймут ее суть. И его отец тоже.
Получив недвусмысленное распоряжение, Кимон не имел другого выбора, кроме как уйти. Он резко отдавал команды своим людям, и если у них на лице и появлялось какое-нибудь выражение, это было в основном неприкрытое облегчение: они понимали, что их не убьют на месте. Маркитанты со своим скарбом посторонились, и мимо них, выстраиваясь в колонну, зашагали первые гоплиты с закинутыми на спину щитами и воздетыми вверх копьями. Кимон остался позади, его люди уходили вперед, а он внимательно наблюдал за всем вокруг. Перикл тоже вглядывался в даль – туда, где находилась Спарта, и думал, окажется он когда-нибудь на ее центральной площади или никогда ему не подступиться к городу дальше этой окраины.
Когда настал момент, Кимон тронулся вслед за остальными, оставляя позади мощное войско спартанцев вместе с их царем. Афиняне показали им спины и, подняв за собой облако пыли, двинулись на север.
Колонна таяла вдали. Плистарх сжал кулаки. Тисамен взглянул на него, понимая, какое напряжение испытывает человек гораздо более молодой, чем он. Во взгляде прорицателя не было ни капли сочувствия. Много лет назад Плистарху выпал случай спасти своего регента, когда тот вернулся в Спарту в облаке обвинений и слухов. Если бы Плистарх был хотя бы вполовину таким, как его отец, то он, вопреки мнению эфоров, простил бы Павсания, победителя при Платеях. Так думал Тисамен. Или, может быть, позволил бы несчастному, сломленному полководцу отправиться в изгнание. Вместо этого злобный юнец позволил уничтожить своего соперника. Павсания замуровали в храме и оставили умирать от жажды. Тисамен и еще многие с ним видели это здание обращенным в груду мусора. Его это зрелище обрадовало.
Плистарх обливался потом. От Тисамена это не укрылось. Царь хорошо знал, что происходит в городе, пока он тратил здесь время, перекрывая дорогу афинянам.
– Повелитель, может, нам?.. – наконец осмелился заговорить один из командиров.