Золотой саркофаг - стр. 20
– А как он натравил на тебя сарматских гладиаторов? – потемнев лицом, спросил цезарь. – Об этом я узнал тоже не от тебя!
– Все это уже прошлое, – ответил принцепс, пожав плечами. – Быть может, тут не было злого умысла. Зачем Галерию посягать на мою жизнь?
Цезарь стал расспрашивать о придворной жизни.
Коротко, неторопливо отвечал Константин на вопросы отца. И вдруг спросил:
– Скажи, как поживает мать?
Рука цезаря медленно соскользнула с плеча сына.
– Ты должен знать это лучше меня. Уже шесть недель, как она здесь. Ты навещаешь ее?
– Я спрашиваю не о твоей жене… а о своей матери. Супруге твоей я каждый день лично выражаю свое почтенье. Она добрая женщина… и очень любит тебя. И мать она хорошая, любит своих детей. Но я ей не сын… и хочу знать, как живет моя мать… изгнанница.
Цезарь долго молчал. Потом заговорил столь же спокойно, сколь нетерпеливо требовал от него ответа сын:
– Она в Наиссе…
– Ты говорил с ней? Помнит она меня? Каждый раз, когда я засыпаю, мне кажется, будто она гладит меня… А по утрам чудится ее ласковый голос… Спрашивала она тебя обо мне, отец?
– Я не говорил с ней. Ведь мы плыли на корабле. Заходили в Фессалонику[39], и наисский пресвитер привез мне туда ее письмо.
– Не обижают ее там?
– Кто может обидеть ее? Христианский бог наделил ее великой силой. По словам пресвитера, она воскрешает мертвых.
– Что она пишет, отец? Я не знаю даже ее почерка.
Цезарь потупился.
– Я сжег письмо… Она просила об этом.
– Обо мне было хоть что-нибудь в этом письме?
– Она просила передать тебе, что скоро… навестит тебя в Антиохии. Ты с ней уже встречался?
– Только во сне, отец.
– Я спросил потому, что, как я убедился, она знает о тебе гораздо больше, чем я. Ты сказал, что не знаешь даже ее почерка? Может быть, устно вы все же передаете известия друг другу? У тебя есть друзья среди христиан?
Принцепс медлил с ответом. Долго и сосредоточенно смотрел он на холку своего коня.
– Можешь говорить откровенно. При моем дворе есть христиане. У меня и префект – христианин. Мне нравятся его рассказы о их боге. Видимо, это очень могущественный бог и, кажется, не злой. Я, может быть, прикажу поставить его статую в своей капелле – пусть стоит там вместе с другими.
Принцепс покраснел.
– Девушка, которую я люблю, тоже поклоняется этому богу.
– Неужели? – удивился цезарь. – А я думал, что Фауста – еще ребенок!
– Я говорю не о ней… Я люблю ее няню.
– Но ты так молод, – рассмеялся цезарь. – В твои годы это совсем не удивительно. Вот у старика Максимиана седая борода, и каждую неделю – новая наложница.
Юноша в упор посмотрел на отца.