Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - стр. 40

Отец опустился на колени, склонил голову. Мы с братьями последовали его примеру. Жрец еще раз плеснул в огонь из ритона.

Молчание. Тишина. Треск пламени на алтаре.

Даже в животе у Алкимена бурчать перестало. А меня как молнией ударило: папа ведь не ягнят у Гермия просил! Верней, не только ягнят. Он его о детях просил, клянусь! Для себя и для мамы. Зачем? У папы с мамой уже есть дети. Им что, мало нас четверых?

Обидно, честное слово!

– Жертва принята! Моления о благоденствии стад услышаны! Прочие моления не услышаны. Воля Отца Богов остается неизменной.

Откуда жрец знает? Принята жертва, не принята? Что Гермий услышал, что нет? Наверное, жрецу какой-то знак был, который только ему видеть положено. Или слышать. Может, ему сам Гермий прямо в ухо шепнул? Только при чем тут Отец Богов? Его воля? Зевс что, не хочет, чтоб у папы с мамой были еще дети, кроме нас? Папа с мамой хотят, а Зевс ни в какую?!

Догорал костер на алтаре. Стих ветер. Тени в храме перестали метаться, улеглись на свои места, будто псы после выволочки. Статуя бога утратила всякое подобие жизни. Я покосился на братьев. Пирен, Делиад, Алкимен – они понуро уставились в землю, будто провинились в чем-то. Они что, и раньше знали?! О чем папа Гермия просить будет, да? На самом деле?

Знали, что бог откажет?!

Папа каждый год просит Гермия об этом, понял я. Заступись за меня! Перед Зевсом, твоим отцом! Папа просит, а Гермий заступаться не хочет. Или заступается, просто Зевс его не слушает. В прошлом году то же самое было, только я маленький был, глупый. Братья старшие, они раньше догадались. Поэтому у них лица кислые. Им папу жалко, а помочь ничем не могут.

Чем тут поможешь, если даже у бога не выходит?

Папа, должно быть, Зевса прогневил. Нет, если бы прогневил, Зевс его молнией шарахнул бы! Или у папы с мамой вообще детей бы не было. Я про такое сто раз слышал! Но у папы с мамой есть мы. Так чего же они хотят, о чем просят?!

Я стал про все это думать и еще больше запутался. Хорошо, что нас позвали ужинать. Баранина уже поджарилась, не для бога – для нас. Измазавшись мясным соком, я снова вспомнил про жертвы. Папа просил о ягнятах. О детях. И ни словом не обмолвился о дедушке Сизифе. Поминальные жертвы? О них Главк Эфирский забыл.

Ну и хорошо, что забыл. Значит, дедушка пока с нами останется!

На ночлег нас разместили в приюте для паломников, рядом с храмом. Там уже расположились какие-то люди, но жрец их оттуда выгнал. Жрец выгнал, а папины воины помогли. Когда Пирен об этом сказал вслух, папа его поправил: