Размер шрифта
-
+

Золотой ключик инфосторителлинга - стр. 2

Здесь не живет Чибиряк


– Помнишь, что сказал Чибиряк? – спрашивает Стасик.

– Нет, не помню. Не помню даже, кто такой этот Чибиряк.

– Правильно, – соглашается Стасик, – ты ведь приехал позже.

– Да, я приехал, когда вы уже устроились в «теремке» у Зои Степановны.

– Точно, – оживляется Стасик, – мы еще тебе телеграмму дали, чтобы ты захватил фотоаппарат. И ты нес его со станции в пластмассовом ведерке. А в другой руке у тебя был громадный брезентовый саквояж.

– Саквояж был не такой уж большой, просто ты был маленький.

– Неужели? – смеется Стасик.

Стасику сейчас тридцать три, как Иисусу Христу, а тогда было шесть. А сколько тогда было мне? Бог его знает. Неважно. Важно, что у нас тогда были лес, река и маленький городишко, куда мы приехали отдыхать на все лето.

То лето в жизни каждого из нас оставило свою отметину. Оно давно уже стало мифом. И, как каждый миф, имело свое пространство, населенное героями, символами, божками и капищами. Миф, как и положено, обрастал устными сказаниями, которые с каждым годом, отдалявшим нас от того времени, дополнялись самыми невероятными деталями.

Игорь вел подробный дневник, но дневник потерялся. И вот теперь Стасик с легкостью оживлял события, утраченные, казалось, навсегда. Из нас троих именно он оказался главным хранителем предания.

В одном из сказаний нахально разместился некто Карп Семенович Чибиряк, шестидесятидвухлетний вдовец, особняком проживавший напротив «Земляничного бора».

Игорь и Стасик никак не могли найти в том городке подходящее жилище на все лето. Они брели от дома к дому с сумками и рюкзаками.

Хозяйки сочувственно кивали, но к себе не пускали. У одних не было места, у других гостили родичи, у третьих – ремонт и пр.

И вот кто-то, сейчас уже неважно кто, указал на дом Чибиряка. Мол, он-то должен пустить – места, мол, много.

Пока была жива жена, Карп Семенович разговаривал с ней только матом. Если бы вдруг кто-то вздумал убрать матерщинные слова из его речи, то там бы, наверное, остались одни междометия и ни капли смысла.

Потом жена умерла. Говорить стало не с кем. И Карп Семенович замкнулся и одичал.

В момент одичания речь его приобрела какую-то причудливую странноватость.

Во-первых, из нее напрочь исчезли глаголы.

Во-вторых, Карп Семенович начал придумывать свои особые слова.

Вот некоторые из них: «гляденыши» и «огрызки» – все, кто младше десяти лет; «гниды» – ласковое слово; «сявки» – женщины и собаки; «дурра-млять» – связующее слово; «мозга» – хвалебное слово; «осранцы» – все, кто старше десяти лет.

В окошко он увидел, как два человека дернули его калитку, намереваясь войти. Один – стройный, высокий, бородатый, в белой кепке. Другой – маленький, худенький, с игрушечной машиной в руках и в кепочке, украшенной пером из вороньего хвоста (перо подобрано с ольхового куста в лесу).

Страница 2