Золото Роммеля - стр. 3
Другое дело, что на кораблях конвоя оказалось по десять солдат подполковника и всего лишь по пять солдат фон Шмидта. Возможно, для отряда, который должен был отвечать за сохранность контейнеров на море и суше, этого вполне достаточно. Да только сам тот факт, что вермахтовцев отрядили в поход вдвое больше, вызывал у барона вполне естественное раздражение. Тот не мог понять логики Лиса Пустыни. Если уж фельдмаршал решил назначить его, офицера СС, начальником конвоя, то почему солдаты СС находятся здесь в меньшинстве, а главное, зачем нужно было приставлять к нему еще и некоего пехотного подполковника?
Командир линкора, и он же – начальник конвоя, конечно, сочувствовал барону, поскольку тоже не понимал, на кой черт понадобилось дробить охрану на два отряда, с двумя подполковниками, вермахтовским и эсэсовским, во главе. Но что поделаешь: у береговых крыс все делается как-то так, не по-человечески.
Ему как командиру линкора еще и повезло, что Роммелю не пришло в голову назначить начальником конвоя кого-то из своих офицеров; что позволил ему соединять эти две должности. Иначе конфликт выглядел бы еще острее.
В сущности, Аугштайн не желал вмешиваться в грызню подполковников, но в то же время был твердо намерен не допустить, чтобы они схватились еще здесь, на борту линкора «Барбаросса». Вот и теперь, во время очередной стычки, ему пришлось напомнить обоим подполковникам, кто на корабле и в конвое старший. Причем он мог бы сформулировать свое напоминание значительно резче. И, несомненно, сделает это, как только почувствует, что оба пехотинца явно преувеличивают свое значение на борту этого корабля.
2
Передовой эсминец сопровождения уже вышел за гряду мелких скалистых островков и, развернувшись бортом к «Барбароссе», начал не спеша выползать в открытое море. Сейчас он напоминал волка-вожака, который, выводя свою стаю из бора, опасливо обнюхивает окрестности. Второй эсминец, которому надлежало заключать кильватерный строй, держался пока что в сторонке, в промежутке между двумя линкорами, как бы прикрывая их с более открытой стороны бухты.
– И все же, господа офицеры, у меня такое предчувствие, будто наш «золотой» караван уходит не к берегам Италии, а в небытие, – не удержался Крон, продолжая заикаться чуть ли не при каждом слове.
– Ах, эти ваши неутолимые, нервные предчувствия! – подергал левой щекой оберштурмбаннфюрер.
– …Представьте себе, барон, жизнь не только давно приучила меня прислушиваться к своим предчувствиям, но и не раз спасительно заставляла полагаться на них.
– Судьба любого пиратского клада всегда была жестокой и таинственной, – воинственно согласился фон Шмидт.