Золото Хравна - стр. 34
– Ну ясное дело! – рассмеялась Агнед и ушла на кухню.
Буски, протиснувшись в дверь вместе с Вильгельминой, сразу плюхнулся на пол, поближе к печке.
Вильгельмина и вправду чувствовала себя почти как дома. Она сняла подмокшие пьексы, и Торлейв отнес их за печку – сушиться, а ей принес мягкие меховые постолы[60]. Угли уже почти погасли. Торлейв бросил в мерцающее нутро очага еловое поленце, и вскоре язычки пламени заплясали на смолистой коре. Вильгельмина и не заметила, как в руках ее оказалась кружка горячего сбитня.
Отпив глоток, Вильгельмина убрала от лица пушистую прядь и сказала:
– Раз уж так случилось, давай сходим на Таволговое Болото. Пусть Йорейд прочтет, что говорят эти руны.
– Ладно, сходим, давно пора навестить твою Йорейд. Как-никак завтра праздник, святой Никулас.
Некоторое время они молчали, глядя в огонь, потом Вильгельмина, которой очень хотелось вспомнить что-нибудь хорошее, спросила:
– А помнишь, как ты первый раз пришел к нам на хутор?
– Конечно, – с улыбкой отозвался Торлейв. – Ты в ту пору была такая маленькая верткая ящерица с растрепанной копной светлых волос – настоящий ниссе.
– Мы с тобой сразу разговорились.
– Да. Ты была смешная. Такая вроде серьезная и грустная, не как другие дети… но проказливая! Твой отец просил меня приглядеть за тобой, чтобы ты не лазала на крышу: боялся, что ты свалишься оттуда.
– Я бы никогда не свалилась!
– Мне нравилось играть с тобой. Мне и прежде всегда хотелось, чтобы у меня была маленькая сестра. Такая, как ты.
– И ты вырезал мне Кирстен – куклу, у которой двигались руки и ноги.
– Ты помнишь!
– Еще бы! Кирстен, как ее забыть? Она и сейчас сидит у меня на сундуке. Я тогда сшила ей платье и вышила его сама по подолу. Очень неуклюжая там вышивка, я тогда совсем плохо умела… Ты сделал для Кирстен кроватку, стол и стул. А я слепила из глины настоящие горшки и миски. Стурла обжег их в печи, и в них даже можно было варить кашу!
С наступлением ночи Агнед отвела Вильгельмину к себе в верхнюю горницу, а Торлейв отправился в чулан под лестницей, в котором всегда ночевал, когда оставался в «Красном Лосе».
Утро на святого Никуласа выдалось ясным и солнечным. После ранней службы в церкви Агнед вышла проводить Торлейва с Вильгельминой. Покуда они привязывали лыжи, она смотрела на дорогу из-под руки.
– Случилось опять что-то! – озабоченно произнесла она.
Торлейв проследил ее взгляд.
По дороге быстро приближались двое лыжников. Оба отчаянно махали им руками.
– Это Рыжий Гудрик, – сказал Торлейв.
– Вижу! – отозвалась Агнед. – А следом за ним – Бьярни, сын Грима. И вид у обоих такой, точно их водой окатили.