Золото Алдана - стр. 29
Зайдя под крутояр, спешились. Якут остался присматривать за лошадьми, а белогвардейцы, сняв ичиги, обули сапоги и, одетые по всей форме, неслышной поступью прокрались по росистой траве к бараку.
Четверо встали у окон, остальные подошли к двери.
Дубов осторожно открыл её. Посреди барака с перекладины над столом, свисала тускло светящая сквозь прокопченное стекло керосиновая лампа. Рядом, на чурке сидел и мирно посапывал, зажав между колен бердану, дежурный. Осторожно подойдя, казак выдернул ружье и гаркнул во всю глотку:
– Подъём! Выходить по одному! Вы окружены!
На дощаных нарах, потягиваясь, зашевелились:
– Что за шутки, Борзой! Наломался, что ль, вчерась? – прохрипел кто-то из дальнего угла.
Дубов, вскинув карабин, три раза выстрелил в потолок и проревел:
– Всем на выход!
– Тихо, тихо, чего шумишь, не глухие, так бы сразу и сказал, – спокойно отозвался все тот же хриплый голос.
Выходящих тщательно обыскивали. С одного сняли кожаный пояс, заполненный золотым песком, у троих нашли ножи.
Приставив к старателям часовых, Лосев со штабс-капитаном зашли в барак. Золото долго искать не пришлось. Оно хранилось в обитом железными полосами сундуке. Сбив замок, увидели тугие кожаные мешочки, заполненные чешуйчатыми пластинками лимонного цвета, и берестяной короб с бесформенными комочками самородков. Прикинули вес – пуда полтора потянет!
У Шалого проявилось завидное чутье на рыжуху: еще около четырех фунтов насобирал из потайных старательских схронов.
Взобравшись на чердак, обнаружили связки «мягкого золота» – собольи и беличьи шкурки.
– Летом же пушнину не промышляют, – изумился поручик.
– Так то с зимы висят. Все «выходные», первым сортом пойдут. Оне, похоже, круглый год тута обретаются, – пояснил Иван. – Как оставишь инструмент и барак без присмотра?
Лосев, выйдя к старателям, поправил погонный ремень, и, откашлявшись, объявил, что он, подполковник царской армии, по закону военного времени изымает у них все золото под расписку. Оно пойдет на борьбу с большевистским режимом и будет возвращено артели после установления в Якутии законной власти.
Угрюмые старатели слушали молча. Вид казаков и офицеров, облаченных в амуницию и начищенные до блеска сапоги, произвел на них сильное впечатление. Вместе с тем их душила обида, что вот так, без затей, у здоровых мужиков отнимают результаты многомесячного каторжного труда.
– А детей малых да баб наших вы, что ль, кормить будете?! – спросил, зло глядя исподлобья на золотопогонников мосластый, смахивающий на шатуна, старатель.
– Брось жалиться. Вона сколь пушнины оставляем на прокорм, – осадил его Дубов.