Золото Алдана - стр. 18

Собрал песец свою родню, хвалится:

– Зайчишку-трусишку я выгнал из своего дома – плохим он оказался охотником!

– Хорошо ли ты поступил? Не прогневать бы хозяина тайги. Надо его спросить.

Пошли песцы к медведю, а заяц уже там, жалуется.

Медведь спрашивает:

– Почему ссоритесь? Оба одинаково белые, живите дружно, как братья!

Песец ответил:

– Он плохой охотник. Посмотри на его зубы.

Косолапый поднял зайца одной лапой за уши, а второй верхнюю губу старается задрать, чтобы зубы посмотреть – разорвал ее. Кинулся бедный заяц убегать, да медведь лапой за хвост поймал. Дернулся заяц – хвост и оторвался. Прячется теперь перепуганный заяц по тальникам. С тех пор уши у него длинные, верхняя губа раздвоенная, хвост совсем короткий».

Ребята посмеялись и довольные легли спать.

* * *

Наконец наступил день, когда Корней вздохнул облегченно – перестал хромать, спотыкаться последний олень. На стадо теперь приятно было смотреть: упитанные, с лоснящимися боками, красавцы. Над широко раскинувшемся по заснеженному пастбищу шерстистым ковром стоял перестук ветвистых рогов оленух (быки сбросили рога еще в конце осени, после гона).

Исполняя команду Бюэна, стадо окружили собаки и с лаем погнали их на свежую, с нетронутым ягелем, марь. Живая лавина хлынула, пощелкивая копытами, вдоль края леса на новый выпас. Передние летели, словно ветер, вытянув длинные шеи. Только снег разлетался во все стороны, да выдуваемый из ноздрей пар легким облаком тянулся за стадом. Нет в этом суровом крае более быстрого и более приспособленного к местным условиям животного, нежели северный олень.

Убедившись, что болезнь побеждена, Корней сказал сыну:

– Собирайся, сынок. Завтра едем домой.

Заметив, как скуксился Изосим, отец невольно вспомнил то время, когда сам прожил в стойбище почти год:

– Что пригорюнился? Неужто по дому не скучаешь?

– Тута, тятя, некогда скучать.

– Остаться хочешь?

Изосим встрепенулся:

– А можно?

– Ладно уж, погости еще. Только не своенравничай, слушайся старших, – пряча улыбку, ответил отец, собиравшийся осенью опять приехать в стойбище.

Дело в том, что варлаамовцам очень нравилась одежда из легкого оленьего меха. Мягкий, не скатывающийся и необычайно теплый, за счет трубчатой полости внутри волос, он будто специально создан для суровых якутских зим. К тому же в него не набивается снежная пыль, благодаря чему мех остается всегда сухим. Корней договорился с Бюэном, что после забоя, женщины сошьют из шкур унты и меховую одежду для скитских, а он ближе к зиме приедет и заберет.

Прощаясь с Корнеем, Бюэн напутствовал: