Золотая пуля - стр. 4
Проклятый жеребец. Роб почувствовал ярость. Нет, «мальчик» не виноват – это все ведьма…
Аэлита вышла из хижины и что-то сказала Медведю.
Старый друг выглядел спокойным – необычайно спокойным. Вялым. Молчал. Двигался, только когда девушка ему приказывала.
Роб поймал ее на мушку. Так, теперь задержать дыхание… Аэлита, словно почувствовав его взгляд, повернулась. Роб замер. Дуло револьвера смотрело ей прямо между глаз. Аэлита простояла некоторое время, вглядываясь в заросли, где спрятался Роб. Робу даже показалось, что она его видит. Но нет. Аэлита повернулась и ушла в дом.
Он опустил револьвер. Рука дрожала.
– Бетти, – сказал Роб.
Когда Медведь с ведьмой уехали, забрав лошадей, Роб вернулся в хижину. В сапогах хлюпало. После ночи, проведенной под дождем в лесу, чудовищно хотелось спать.
Медведь не оставил ему ни патронов, ни припасов – ничего. Даже чертового ножа, чтобы нарубить чертовых веток. Теперь Робу предстояло добираться до города пешком, с одним «кольтом», без еды и воды, с покалеченной рукой. Правая кисть опухла и налилась синевой.
Роб снял с вешалки потрепанную кожаную флягу, воняющую тухлятиной. Даже Медведю она не приглянулась. Ну, с паршивой овцы…
– Ведьма, – сказал Роб.
Главное, исчезла голова Шустера Грейпа. Гарантированные законом две тысячи призовых долларов. Бетти – ему нужны эти деньги для нее. Бетти больна.
Сейчас хотя бы огонь развести, согреться. Роб распахнул дверцу печки… и отшатнулся…
Рассмеялся.
Из кучи углей, выброшенный, словно ненужная вещь, Робу улыбался обугленный череп Шустера Грейпа, убийцы и насильника. В пустой глазнице мерцала ирония. Второй глаз обгорел, но уцелел. Он смотрел на Роба с обещанием смерти.
– Мать твою так, – сказал Роб.
Мать твою так. Что нужно сделать с Медведем, чтобы тому стало наплевать на две тысячи долларов?
Чертов неудачник Шустер, даже смерть его не принесла никому никакой пользы.
Роб стиснул зубы. Это не Медведь, это все ведьма. Это все она.
Сырость пробрала его до костей. Он стянул ногами сапоги. Помогая себе зубами, кое-как снял одной рукой мокрую рубаху – и кажется, по пути оторвал пару пуговиц. Ерунда. Расстегнул ремень с кобурой, бросил на стол. Извиваясь всем телом, выполз из грязных джинсов. Задевая время от времени раненую руку, Роб замирал на несколько мгновений, затем снова начинал барахтаться. Если сейчас не согреться, считай, все пропало. Конец.
Он разделся догола, вылез на крыльцо. Солнце показалось из-за гор, наползло на долину, пронизывая лучами кроны деревьев. Яркие пятна пробежали по стене хижины, залили крыльцо. Роб подставил под солнечные лучи продрогшее тело, зажмурился, впитывая тепло.