Золотая лихорадка - стр. 1

– Ну и что будешь делать с нами, а, Артист? – тяжело дыша, спросил худощавый смуглолицый мужчина лет тридцати пяти, с коротко остриженными черными волосами и модной небритостью на подбородке. Он сидел в салоне машины рядом с мощным, вооруженным до зубов, улыбающимся и сияющим, будто его только что наградили, красавцем и сверкал темными глазами.

– В расход, что ли, отправить собрался? На кого теперь работаешь, сука?

– А то ты не помнишь и не знаешь, – улыбнулся тот, кого назвали Артистом, поигрывая при этом пистолетом. – Вы вообще, конечно, веселые ребята. Я не ожидал вас так быстро раскрыть. Впрочем, на ловца и зверь бежит, и тебе это прекрасно известно. Можно подумать, будто я не знаю, что ты свернул с прямой дорожки, а, братело? Да чтоб никто не узнал?

– Зато ваша дорожка прямая! – взвился смуглолицый. – Да самой прямой дорожкой, какой ты когда-либо пройдешь, будет коридорчик до стенки, у которой тебя шлепнут! У вас-то на Украине моратория на смертную казнь нет!

– Коридорчик до стенки? Прям как у Высоцкого: «Коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет».

– Ладно, не заливай, брат. Сами виноваты. Никто не просил.

– Сами. А теперь тебе с компаньоном твоим придется ответ держать. Честно говоря, я рад, что вас не угробили со всеми остальными, прочими сволочами, – сказал Артист. – Я думаю, этого никто бы не одобрил. В общем, так, брат: никто тебя убивать, разумеется, не будет. Просто ты должен исчезнуть. Вася, зарули-ка вот к тому озеру.

Вася свернул и поехал по изъеденной колдобинами и рытвинами грунтовке, так и норовящей выскользнуть из-под колес, как норовистая кобылка из-под наездника. Сравнительно безобидные кочки вдруг резко сменялись кошмарными ухабами, на которых машину конвульсивно подбрасывало, а сидящего на заднем сиденье – мешком, расслабленно и обреченно-похмельного, с убийственной регулярностью тыкало головой в потолок.

– Что… что вы хотите делать? – выдохнул смуглолицый.

– Да ничего особенного. Просто поговорить, – сказал Артист. – Мы сейчас в десяти километрах от Нарецка. Никто ничего не узнает.

Смуглолицый вздрогнул. По его лбу ручьями тек пот. Он разлепил серые, цвета плохо выпеченного пирога, губы и выговорил:

– Но я не понимаю… зачем все это? Вы… вы в самом деле меня не убьете?

– Нет. Вася, останови. – Могучий Артист пристально посмотрел на смуглолицего и сказал: – Просто некоторых перестало устраивать то, чем ты занимаешься. Ты меня понимаешь. Так что…

Смуглолицый, как бы то ни казалось невероятным для его типа и оттенка кожи, мертвенно побледнел. Лицо его исказилось. В нарождавшихся предрассветных серых сумерках, без теней, оно казалось маской мумии.

– Некоторых? Вы говорите, что…

– Мы ничего не говорим! – резко перебил его Артист. – Просто тебя уже много раз предупреждали, но ты по-прежнему с упорством, достойным лучшего применения, гнешь прежнюю линию. – Он небрежно почесал дулом пистолета затылок, и при этом простом движении смуглолицего бросило в озноб. Лежащего же на заднем сиденье его товарища и без того трясло от похмелья: судя по всему, бодун у него всегда был явлением исключительно въедливым и мучительным.

Артист вышел из машины. В этот момент на берег озерца подрулила вторая машина. Артист досадливо поморщился.

– Иди-ка сюда, – поманил он пальцем трясущегося смуглолицего, враз позабывшего все свои надменные повадки. Его палец уперся в валявшегося на заднем сиденье человека. По мановению руки Артиста того вытащили из салона и швырнули на влажную, еще холодную траву.

Утренний озноб, казалось, пронизывал нездоровый, словно простуженный воздух. Смуглолицего продолжало трясти.

– Вот видишь этого нехорошего дяденьку? В последнее время он проявил редкостную назойливость. Мы думали, что он простой алкаш, к тому же бывший урка, а он неожиданно для нас и, к несчастью, для себя оказался существом довольно памятливым. Все видит, все помнит. Я думаю, ты прекрасно догадываешься, кто тобой недоволен. Быть может, догадка твоя и верна, но оставь все свои версии при себе. Иди, иди сюда.