Зодчий. Жизнь Николая Гумилева - стр. 113
Сестры Вера, Зоя и Анна Аренс, ок. 1910 года
Да и обстоятельства встречи Николая и Анны в августе 1908 года не располагали к любовным излияниям.
Когда АА была в Петербурге (АА была в Царском Селе у Валерии Сергеевны Срезневской) и послала Николаю Степановичу записку, что едет в Петербург и чтобы он пришел на вокзал. На вокзале его не видят, звонок – его нет… Вдруг он появляется на вокзале в обществе Веры Евгеньевны и Зои Евгеньевны Аренс. Оказывается, он записки не получил, а приехал просто случайно… (Acumiana)
“Просто случайное” появление в обществе двух знакомых молодых дам на железнодорожном перроне – вещь малоправдоподобная (Ахматова с ее умом должна была бы это понять). Вокзал – не место для случайных прогулок. Николай Степанович, конечно, получил записку; конечно, описанная сцена – неловкая попытка продемонстрировать свою независимость. Тем не менее для демонстрации этой Гумилев выбирает двух женщин, с которыми у него заведомо “ничего не было”.
Ну а те (очередные) признания, которые Ахматова имеет в виду, происходили, скорее всего, в Киеве, по пути в Египет, две или три недели спустя.
Вокзал в Царском Селе. Открытка, 1900-е
В целом в Царском Селе у Гумилева друзей завелось немного. Тип царскосела за прошедшие годы не изменился, статус bizarre в их глазах если и повысился, то не сильно. Как писал Н. Н. Пунин (имея в виду именно эти годы), “царскосельские часы стояли на смерти Надсона. Мы жили по этим часам, время от времени ездили в Петербург и, возвращаясь, чувствовали, что живем в городе мертвых”. Это высказывание по тону почти не отличается от приведенных выше отзывов Срезневской и Ахматовой. Декаденты по-прежнему были предметом насмешек. “Над ними смеялись снисходительно или нагло, в зависимости от их места в царскосельской иерархии. Вежливо смеялись в спину уходившего Анненского, хихикали над Комаровским, нагло осклабясь, смотрели в лицо Гумилеву”. Место Гумилева “в царскосельской иерархии” по-прежнему было ниже, чем даже у присяжного городского чудака Комаровского. А то, что “гадкий утенок” неожиданно для окружающих стал известным литератором, печатающимся в солидных газетах, не меняло дела. Скорее литературные успехи Гумилева вызывали раздражение.
4 апреля 1908 года (еще до возвращения Гумилева из Парижа!) в газете “Царскосельское дело” появляется фельетон П. М. Загуляева “Царица-Скука” – из серии, посвященной “городу Калачеву”, в котором легко узнается Царское Село. В очередном фельетоне выводится и местный “гениальный поэт”.
Это был молодой человек очень неприятной наружности и косноязычный, недавно закончивший местную гимназию, где одно время высшее начальство самолично пописывало стихи с сильным привкусом декадентщины… Этот многообещающий юноша побывал в Париже, где, по его словам, приобщился к кружку, служившему черные мессы, и, вернувшись в Калачев, выпустил книжку своих стихов, которая быстро разошлась по городу, так как желавший только славы автор рассылал их совершенно бесплатно.