Зодчий. Жизнь Николая Гумилева - стр. 102

Весной 1908 года Гумилев принимает решение вернуться на родину. 6 апреля он просит у Брюсова совета: “Обстоятельства требуют моего возвращения в Россию, но не повредит ли мне это как поэту?” Какие же внешние обстоятельства имеются в виду? Может быть, нежелание родителей и дальше спонсировать парижское безделье сына?

К сожалению, письма Гумилева родителям из Парижа до нас не дошли. Они пропали в Царском Селе, в разрушенном доме на Малой улице, где Гумилев жил в 1912–1914 годы. Ахматова была в этом доме в 1921-м и видела семейную переписку за многие годы, но взяла лишь те письма, что были адресованы ей – трогать остальные она сочла себя не вправе. Это было, по ее словам, “недели за три” до смерти Гумилева. “Конечно, если бы я поехала туда недели на три позже, я бы взяла их”, – говорила она Лукницкому.

Накануне отъезда Гумилев предпринимает “мальчишескую шутку”: передает через свою знакомую, некую Богданову, стихотворение “Андрогин” для отзыва Мережковским – без имени автора. Стихотворение было горячо одобрено. Любопытна параллель с другим эпизодом из русско-парижской литературной жизни, случившимся тридцать лет спустя. Речь о стихотворении Набокова “Поэты”, напечатанном под псевдонимом Василий Шишков и вызвавшем восторг Георгия Адамовича, неизменного литературного врага писателя Сирина… и ученика Гумилева.

Судя по датам под письмами Брюсову, Гумилев покидает Париж не 20 апреля, как считал Лукницкий, а не раньше 12 мая 1908 года. Сначала он направился в Севастополь, где находилась Анна Горенко. Значит ли это, что он вновь плыл пароходом из Марселя или, доехав поездом до Киева, добирался до Севастополя через Симферополь? Так или иначе, в Севастополе состоялось очередное “последнее” объяснение. Анна вновь отказала упорному влюбленному. Как рассказывала Ахматова Лукницкому, в этот раз они с Гумилевым приняли решение “не встречаться и не переписываться” и вернули друг другу прежние письма и подарки. Анна отказалась вернуть ему подаренную им чадру, сославшись на то, что она “изношена”. “Чадру он хотел получить назад, потому что Анна ее носила, потому что это была самая яркая память о ней”. Из Севастополя он отправился в Москву, где вновь встретился с Брюсовым, оттуда – в Царское Село.

Возможно, именно в этот раз Анна “после очень нежного свидания со мной вдруг заявила: “Я влюблена в негра из цирка. Если он потребует, я все брошу и уеду с ним”. Я отлично знал, что никакого цирка в Севастополе нет, но все равно по ночам кусал руки и сходил с ума от отчаяния” (Одоевцева). Разумеется, шутка про “негра” была аллюзией на африканские мотивы “Романтических цветов”.