Зодчие, конунги, понтифики в средневековой Европе - стр. 6

(илл. 5), Й. Деэр предположил, что похожей шапочкой мог пользоваться и римский папа в качестве «патриарха Запада». Константин I – сириец по происхождению – должен был хорошо знать одеяния восточных патриархов – если не Александрийского, то Антиохийского (правда, никаких сведений о головных уборах ни Антиохийского, ни Константинопольского патриархов не сохранилось). Впрочем, приписывать именно Константину I введение камелавкия в Риме нет необходимости: во-первых, он был отнюдь не первым сирийцем на римской кафедре, во-вторых, не обязательно именно сирийцы должны были принести в Вечный город патриарший головной убор, тем более что, в-третьих, неизвестно, когда именно он вообще появился в Риме[23]. Образцом же для патриарших камелавкиев в Александрии и Риме должен был послужить головной убор первосвященника Аарона, как его себе тогда представляли. Оттуда же – из Библии – происходит, как уже говорилось, и само слово «камелавкий».

Предположение Й. Деэра о «круглой» форме камелавкия Константина I выглядит убедительно, но, боюсь, останется недоказуемым. Ведь как П.Э. Шрамм и Й. Деэр, так и другие исследователи, занимавшиеся раннесредневековыми камелавкиями (в связи с историей не только тиары или митры, но и «закрытой» императорской короны), требовали от людей прошлого, пожалуй, чрезмерной точности в словоупотреблении. Слегка вытянутые вверх продолговатые заостренные шапки и шлемы наверняка могли описываться современниками просто как «круглые» – ведь им не было дела до тяги сегодняшних историков к точным определениям[24].

Скепсис по отношению к возможностям того формального метода, которым пользовались как П.Э. Шрамм, так и Й. Деэр, выразил и Б. Зирх, сочтя малоубедительными едва ли не все предположения, прозвучавшие в ходе дискуссии между этими двумя учеными[25]. Тем не менее он сделал из трудов своих предшественников два, думается, вполне справедливых «позитивных» вывода. Во-первых, папский камелавкий не мог относиться к обычному епископскому облачению, потому что Константина I в его константинопольской поездке сопровождали итальянские епископы[26], но камелавкий упоминается только в связи с ним одним. Соответственно камелавкий следует в любом случае рассматривать как особое облачение именно папы Римского. Во-вторых, этот убор не литургический (в отличие от будущей митры), поскольку Константин I надел его при вступлении в город, а не во время богослужения. Появление камелавкия автор считает проявлением «растущего политического влияния папы», но не объясняет, почему оно должно было получить именно такое внешнее выражение