Знание! Кто «за»? Кто «против»? Воздержался? - стр. 27
Напротив, для того, чтобы угомонить мракобеса-И, обычно бывает достаточно организационного решения, а кому-то может хватить простого устного внушения вышестоящей инстанции. Но зато псевдоучёного почти невозможно разоблачить. То есть выявить-то его можно, а вот официально доказать, что некто ИКС является переродившимся учёным, будет крайне затруднительно уже по одному тому, что за все прошедшие века в науке так и не были выработаны признанные процедуры такого доказательства. И если не ждать, пока сей ИКС сам из-за раскаяния или по возрасту оставит свою позицию, то для избавления от него можно, например, резко двинуть вперёд фронт знания в том секторе, где подвизается наш “герой”. Тогда ему придётся столь же резко активизировать нападки на новые открытия и сделать гораздо более очевидным своё истинное лицо. Либо продолжить скрывать это самое лицо, уклонившись от лобового столкновения с первопроходцами и сделав вид, что он тоже рад совершившемуся. В этом случае затаившийся мракобес, скорее всего, сохранит свой статус и репутацию учёного, но, находясь уже не впереди, а в обозе наступающего знания, он более не сможет серьёзно мешать его развитию. Правда, двинуть знание, а тем более резко, тоже надо суметь.
Вот и выходит, что по-настоящему действенная борьба с мракобесами-П может вестись только политическими методами7*; средствами же идеологии можно справиться лишь с мракобесами-И. А такой вывод с необходимостью требует внесения уточнений в предмет нашего дальнейшего рассмотрения.
Ограничение в предмете.
Итак, присутствие в нашей жизни, с одной стороны, официально уполномоченных, а с другой – сугубо индивидуальных защитников невежества является, помимо всего прочего, ещё и наглядной иллюстрацией того факта, что на сегодняшний день способная отрицательно влиять на становление нового знания борьба идей складывается из двух потоков, а именно:
– один поток – это собственно внутринаучная борьба идей;
– другой поток – это борьба идей в науке как часть идеологической борьбы более широких общественных образований (государств, классов, реже этносов).
И то, что в отдельных случаях две разновидности борьбы идей могут совершенно сливаться между собой (например, когда в орбиту идейно-политического противостояния втягиваются действительно спорные и не до конца прояснённые концептуальные вопросы, либо когда одна из сторон теоретической дискуссии пытается втянуть своих оппонентов в конфронтацию с политическими институтами), вовсе не означает, будто и в теории их можно не различать.
В самом деле, борьба идей первого рода возникает одновременно с выделением познания в особый род человеческой деятельности и сразу становится одним из важнейших элементов, своего рода смазкой механизма производства идей. Так что когда эта “смазка” почему-либо исчезает, т. е. исчезают конструктивные дискуссии и знание начинает костенеть в догматизме, продуктивность труда исследователей резко снижается, а при длительном сохранении такого положения серьёзные сбои затрагивают не только процесс формирования новых идей, но и освоение уже известного. Поэтому до тех пор, пока существует научный поиск, будет продолжаться и внутринаучная борьба идей; научный же поиск может перестать существовать только вместе с цивилизацией. Тогда как идеологическая борьба, вызываемая антагонизмом между странами или между классами внутри страны, хотя и является неотъемлемой частью жизни предысторического общества, в общеисторическом плане представляет собой явление сугубо временное и преходящее. (Из чего, впрочем, отнюдь не следует, будто связанные с этим процессы не заслуживают внимания и не могут стать предметом специальных исследований.)