Знаковые моменты - стр. 19

Впрочем, и сербская верхушка тоже не испытывала симпатии к Францу Фердинанду. Его явное предпочтение католичеству вкупе с достаточно агрессивными устремлениями на Балканах не внушало православным сербам ни малейшего оптимизма. А перспектива самой широкой автономии южных славян в рамках Австрийской империи резко снижала шансы на добровольное вхождение хорватов и боснийцев в будущую Великую Сербию.

Более того, в отличие от венценосного дяди, который отказался в свое время от покупки Сербии у князя Милана, дескать, своих сербов некуда девать, эрцгерцогу лишние славянские подданные были очень даже кстати. Опять-таки полная финансовая зависимость от французского капитала, заключенный в январе 1914 года военный союз с Россией и всевластие в стране террористов из «Черной руки» сильно ограничивали свободу действий сербской верхушки. Тем не менее премьер Никола Пашич честно попытался предостеречь эрцгерцога от поездки в Сараево по дипломатическим каналам, но услышан не был.

Крайне враждебно относились к идеям эрцгерцога и в Санкт-Петербурге. Ориентация России на союз с Францией и постоянная борьба за влияние на Балканах не давали двум государствам шанса на мало-мальски добрососедские отношения. И хотя эрцгерцог поддерживал хорошие отношения с Александром III, найти общего языка с его сыном Николаем он не смог.

Франц Фердинанд в общем-то не любил Россию. Но незадолго до смерти он приезжал в Санкт-Петербург и пытался лично объяснить последнему Романову, что «война между Австрией и Россией закончилась бы или свержением Романовых, или свержением Габсбургов, или свержением обеих династий». Николай, естественно, отмолчался. Но не молчали российские дипломаты и военные. Находящийся, по сути дела, на французской службе министр иностранных дел Извольский делал все, чтобы спровоцировать австро-российскую войну. Тем же занимались и в военном министерстве, в частности военный атташе в Белграде Артамонов.

Руководители других держав, соседних с Австро-Венгрией, – Турции и Румынии относились к планам эрцгерцога и к нему самому тоже весьма настороженно. Стамбульские младотурки не забыли недавнюю обиду, нанесенную им Францем Фердинандом: аннексию Австрией оттоманской провинции Босния и Герцеговина. А в Бухаресте уже засматривались на населенную этническими румынами Трансильванию, чье присоединение при живом эрцгерцоге было, безусловно, невозможно. Убийство в начале 1914 года румыном Катарау епископа униатской (то есть подчиняющейся Риму) церкви подлило масла в огонь.

Еще более могущественные враги эрцгерцога находились в будто бы самом дружественном для него месте Европы – Берлине. Мощное движение пангерманизма, определявшее всю внешнюю политику императора Вильгельма II, совершенно не было заинтересовано в усилении (а на самом деле и в существовании) Австрийской монархии, и уж тем более полностью лишенной германского содержания. Будущий воплотитель пангерманских идей Гитлер в «Майн кампф» зло и несправедливо отзывался о «сознательной чехизации» родной ему Австро-Венгрии: «Руководящая идея этого нового Габсбурга, в чьей семье разговаривали только по-чешски, состояла в том, что в центре Европы нужно создать славянское государство, построенное на католической основе». Далее он пишет: «После известия об убийстве эрцгерцога меня охватила тревога, не убит ли он немецкими студентами, которые захотели бы освободить немецкий народ от этого внутреннего врага». Кстати, сын эрцгерцога Максимилиан до конца своих дней (в гитлеровском концлагере Маутхаузен) придерживался именно пангерманской версии смерти родителей.