Знак ворона - стр. 30
– Кстати, ты заметил – нас в пьесе нет, – указала Ненн.
Когда пара молодых любовников на сцене начала целоваться, Ненн наклонилась и заорала:
– Давай, ребята, шевели языками!
Актеры с юмором относились к постоянным выкрикам Ненн, а кое-кто из сливок пожиже даже и взялся подражать, к смущению и раздражению собутыльников и аристократов постарше, успевших остепениться. Вопреки насмешкам, я заметил слезу на щеке Ненн, когда любовника убили драджи. Ненн поспешно скрыла слезу ремешком от носа.
– Ты не против, если я поболтаю по делу? – спросил я.
Ненн глянула на своего красавчика. Тот стоически выносил поток вопросов Амайры, вовсе не интересовавшейся пьесой, держался молодцом и дал нам шанс спокойно поговорить.
– Ну давай.
– Помнишь, когда «малыш» оживил мертвецов и послал на стены?
– Трудно забыть.
– Так вот, у меня в морге мертвец, которого я уже пристрелил три недели назад. Два дня назад этот мертвец еще говорил и ходил. Как думаешь, кто-нибудь может такое без метки Глубинного короля? Способен ли маг поднимать трупы?
– Будто куклу? – спросила Ненн.
– Будто полноценно воскресшего, – ответил я.
Она задумалась.
– …Хм, колдуны творят всякое. Спиннеры просто самые распространенные колдуны, но и они учиняют со светом всякое диво. У меня есть в батальоне спиннер, умеющий лепить зеркала из песка.
Ненн поколупала щепкой в почернелых зубах.
– Но чтобы воскрешать мертвых? Одно дело – заставить тело двигаться. Совсем другое – вернуть жизнь. Сомневаюсь, что на такое способен даже Глубинный король.
Я посмотрел на ворона, красующегося на моем предплечье. Он – моя плата за то, что я захотел вернуть человека к жизни. Почти воскресить. Но «почти» не считается. Мертвые не воскресают.
– Ну да, – неохотно согласился я. – Я пришел к такому же выводу, но услышать подтверждение никогда не вредно. Дело становится еще мутней. Девлен Майль отправился кормить червей, и с ними должен был остаться. Единственное, что я знал наверняка об убийцах Левана Оста, было еще менее осмысленным, чем дурацкие танцы на сцене. Я протянул руку к бокалу, попытался согнуть пальцы и поморщился от боли. Пальцы не слушались. Я потрогал правую руку левой. Пальцы стали холодными, как ледышки, побелели, сделались будто кость, холод пополз выше.
– Вот дерьмо!
– Что не так? – спросила Ненн.
– Не знаю.
Я скривился. Холод дополз до локтя. Выше рука осталась обычной, теплой. Ниже кожа приобрела мерзкий синюшный оттенок. В затылке родилась саднящая боль. В руке зашевелилось что-то чужое, чего раньше не было. У самой кости.
– Вот дерьмо! – повторил я. – Вам придется извинить меня.