Знак четырех. Собака Баскервилей - стр. 15

– Сердце у вас в норме, – сказал я, – вам не о чем беспокоиться.

– Простите мою тревогу, мисс Морстен, – бодро заметил он. – Я великий страдалец и давно не доверял этому клапану. Счастлив узнать, что подозрения оказались беспочвенными. Если бы ваш отец, мисс Морстен, не перетруждал свое сердце, он был бы жив и по сей день.

Я чуть не влепил ему пощечину, настолько разъярил он меня своим бездушным и бесцеремонным прикосновением к столь деликатной теме. Мисс Морстен опустилась на стул и побледнела так, что даже губы сделались белыми.

– Я сердцем чуяла, что мой отец умер, – выдохнула она.

– Я могу рассказать все, от и до, – продолжал хозяин, – и, что еще важнее, могу восстановить справедливость по отношению к вам; более того, я и намерен так поступить, что бы ни говорил мой брат Бартоломью. Я очень рад видеть здесь ваших друзей – не только телохранителей, но и свидетелей того, что я собираюсь сказать и сделать. Мы втроем сможем смело выступить против Бартоломью. Но только давайте обойдемся без посторонних – без полиции, без чиновников. Мы сумеем все превосходно уладить между собой, без всякого вмешательства. Для Бартоломью огласка была бы досаднее всего.

Он сел на низкую кушетку и, щурясь, вопросительно вгляделся в нас близорукими и водянистыми голубыми глазами.

– Могу вас заверить, – заявил Холмс, – что все сказанное вами дальше меня не пойдет.

Я кивнул в знак согласия.

– Отлично, отлично! – воскликнул Шолто. – Могу я предложить вам бокал кьянти, мисс Морстен? Или токайского? Других вин я не держу. Открыть бутылку? Нет? Что ж, тогда, надеюсь, вы не станете возражать против табачного дыма, против мягкого бальзамического аромата восточного табака. Я немного взволнован, а ничто не успокаивает лучше кальяна.

Он приладил трубку к большому сосуду, и дым весело забулькал сквозь розовую воду. Мы сидели полукругом, склонив головы и опираясь подбородками на ладони, пока этот странный подергивающийся человечек с круглой сверкающей макушкой, сидя в центре, судорожно выпускал изо рта клубы дыма.

– Когда я решился обратиться к вам, – заговорил Шолто, – то мог бы дать свой адрес, но опасался, что вы пренебрежете моей просьбой и приведете с собой нежелательных лиц. Поэтому я взял на себя смелость назначить свидание так, чтобы сперва на вас поглядел Уильямс, мой слуга. Я полностью доверяю его благоразумию и дал приказ, если что-то ему не понравится, тут же все отменить. Прошу прощения за эти предосторожности, но я человек необщительный и, не побоюсь этого слова, утонченный, а на свете нет ничего более неэстетичного, чем полицейский. У меня врожденная неприязнь ко всем формам грубого материализма, я редко общаюсь с грубой толпою. Живу, как видите, в атмосфере элегантности. Могу назвать себя покровителем искусств. Это моя слабость. Вот этот пейзаж на стене – подлинный Коро, и хотя знаток, не исключено, усомнится в подлинности полотна Сальватора Розы, но относительно этой картины Бугро двух мнений быть не может. Я неравнодушен к современной французской школе.