Змей в саду Ватикана - стр. 12
Школьные годы запомнились невыученными уроками, слезами матери, когда отец пил и уходил в запой. Учиться он не любил и не задумывался о том – кем станет. Но когда он был в восьмом классе, отец умер, и мать сказала, глядя на него сухими воспаленными глазами: если не будешь учиться – уходи из дома. Я тебя одна не вытяну. И тут он понял – что испугался. А испугался, потому что осознал: один мир закончился, а другой – еще не наступил. И там, в этом другом мире, – у него не будет места. Никакого. Его выгонят из дома, и он будет скитаться по углам. И вот это ощущение бездомности, которое накрыло так мощно и неожиданно, заставило его сделать глубокий выдох.
Наверное, он сильно побледнел. Потому что мать с тревогой спросила:
– Дим, ты что? Дима…
Он закрыл на секунду глаза, пытаясь привести в равновесие пошатнувшееся бытие, но когда их открыл, то понял: ощущение спокойствия и стабильности, которое было у него на протяжении всех детских лет, – уже никогда не вернется. И с этим следовало смириться и жить дальше. Прозрение было таким глубоким, что он стоял как оглушенный, не видя и не слыша растерявшуюся мать, которая с неприкрытой тревогой смотрела на него.
– Все в порядке, мам, – выдавил он улыбку. – Не беспокойся, я не пропаду. У нас все будет хорошо. Да, отца уже нет, но у тебя есть я.
Сейчас он сидел в одном закрытом загородном клубе, разговаривая со своим собеседником, и вдруг неожиданно в памяти возник тот давний разговор с матерью. Разговор вспомнился в связи с тем обстоятельством, что его знакомый как-то вскользь сказал, что само слово «стабильность» – выдумка и ложь. Природа и общество развиваются в конкурентной борьбе. «На то и щука, чтобы карась не дремал», – закончил он со смехом. Они сидели, утопая в мягких креслах. Официант был почтителен и предупредителен – то есть почти незаметен… То, что в конечном итоге и ценится в настоящих официантах. Стоял октябрь. Клуб располагался в тридцати километрах от Москвы, были слышны разговоры и смех тех, кто находился недалеко от них – на закрытой веранде и в комнатах. Они же сидели и беседовали, изолировавшиеся ото всех.
И вот тут в ответ на эту, в сущности, безобидную реплику он крепко вцепился руками в подлокотники и сказал каким-то не своим, внезапно севшим голосом:
– Стабильность имеет свой цвет, вкус и запах… У нее вкус маминых котлет, запах душистой черемухи и цвет простой зеленой тетрадки или неба, похожего на топленое молоко – утром в низинах реки.
– Да ты поэт, – усмехнулся его собеседник, хотя его глаза за стеклами очков странно блеснули.