Змеиного царевича невеста - стр. 3

Я пожал плечами: это Ядохвост у нас извращенец, готовый мутить с любой совместимой с нами расой. А я всегда предпочитал нагинь. Но вообще да, красивая. Худенькая, с торчащими розовыми волосами и кольцом в брови. Я таких никогда не видел.

– Ты кто, чудище? – развязно выдохнул Гера, нервно докуривая косяк.

– Я Алена. Алена Воробьева. А вы все – покойники.

Выдернула у Герки косяк и жадно пыхнула. Закашлялась, отбросила прочь.

– Гадость какая!

Вот именно, что гадость.

Алена

“И не смей даже на улицу выходить в змеиную ночь!”

Я села на кровати, потирая глаза. Голос звучал в голове так звонко, словно это был не привычный сон, а реальность. Стало даже не по себе. Это все песни, которые я слушала. Группа «Русалки», на концерте которой я вчера – или ещё сегодня? – была, обожаю ее. У них весь репертуар такой… мистический. Про драконов, рыцарей, оборотней. Но больше всего мне нравится песня про змеиного царя: наверное, потому, что этого самого змеиного царя я видела во снах с самого детства. Да и бабушка много сказок рассказывала про Навь и Явь, про Царство подземное, про болота и тайные травы, про удивительные сады и колодец с живой водой. Это была любимая моя сказка в детстве. Бабушка рассказывала ее так живо, так красочно, что уже потом, в юности, я говорила: пиши книгу, ба. Она бестселлером станет. А бабушка только отмахивалась и смеялась.

– Лель, раз уж ты проснулась, поставь чайник, – проскрипел Пашка, переворачиваясь на другой бок и стягивая одеяло с меня.

– Слышь, ты не охренел? Я тебе жена, что ли? Сначала чайник поставь, потом яичницу пожарь, потом борщ свари, потом тройню роди, да?

– Ну чо ты с утра завелась, как бензопила? Сложно, что ли? Давай я поставлю.

– Вот и поставь, – я отобрала обратно одеяло, укуталась в него и закрыла глаза. – Кофе хочу. И круассан. С фисташковым кремом.

– Я тебе муж, что ли? – риторически спросил Пашка и нехотя сполз с кровати. – Ты не забыла, кстати, нам в деревню сегодня ехать.

– К сожалению, не забыла. Склерозом не страдаю пока что. Паш, может, ну его?

– Бабке девяносто стукнуло, солнце. Я ее единственный внук. Надо, Леля, надо.

– Ну надо так надо.

Он прав. Не каждый год девяносто человеку исполняется. Я вот, к примеру, не доживу. Меня кто-нибудь раньше придушит. А если и доживу, то буду сидеть на лавочке и плеваться семечками в соседей. Так веселее.

Пашка классный и терпит ядовитую меня. Притащил мне кофе в постель и бутерброды. Чёрный хлеб с маслом и колбасой. Не круассаны, но больше в холодильнике ничего нет, поэтому я милостиво приняла подношение.