Змеесос - стр. 16
Они лежали молча минут пять. Потом Яковлева встала, надела трусы, сапоги, колготки, пальто и сказала:
– К сожалению, мне пора. Мне очень жаль. До свиданья, Сережа.
Она ушла, скрывшись в лифте. Шульман остался один.
Он лежал на каменном полу лестничной площадки с голым глупым видом и смотрел в окно, где сияло солнце. Он не хотел вставать. Ему даже не хотелось ничего конкретного. Он лежал, и перед его глазами проносилось видение голых женских тел, готовых для него на все. Он хотел рассказать им что-нибудь о себе, но они жаждали его любви. Сергей закрыл глаза и увидел тьму. Он открыл глаза и увидел свет. Он встал и взял свой шарф.
Через некоторое время его тело ослабло и свободно повисло, словно желая упасть на пол, хотя стояло на коленях, и Сергей Шульман был задушен своим шарфом, привязанным к лестничной ограде крепким узлом и обернутым вокруг шеи в виде петли. Агония была недолгой и тихой. Возможно, он попал в эмпиреи, прекратив этот земной круг, но люди, обнаружившие труп, ничего не узнали об этом, да и Лев Козлов перерезал вены.
Конец света кончился. Яковлев грустно сидел у себя наверху, изображая невинность и раздражение. Лао тоже где-то был.
– Ты и впрямь, что ли, козел, – говорил Яковлев. – Трахнуть меня не смог. Неужто перевелись мужчины во Вселенной? Разве трудно создать самца?
Лао был добрым и сентиментальным и словно желал существовать и дальше в том же духе. Он ответил своему другу, отдыхая от прожитого:
– Мне дорога память о том, кем я был, хотя я и вижу, кем я стал. Самец, обладающий готовым орудием, как правило, бывает неумен и неоригинален. Я боялся, что такая кровь не смогла бы произвести на свет великую личность, способную спасти и уничтожить нужный нам мир, погрязший в своем герметизме.
– Идиот, ведь этой личностью будешь ты! – взревел Яковлев, сокрушая какой-то народ.
Лао насмешливо прошелся по кущам взад-вперед, срывая цветы и плоды.
– Вот именно, Иван Федорович! – сказал он злобно. – А я не хочу родиться дебилом, задав обнаглевшему человечеству слишком простую загадку соответствия большого малому, или же бога – идиоту. Моя задача – стать простым и наполненным любой возможностью; стать легким, как сейчас и вчера; только так я буду собой и тобой; только так я их уничтожу, Коля!
– Ты – болван импотенциальный, – сказал Яковлев, превращаясь в андрогина. – Но я люблю тебя, чудо высшего света! Я даю тебе еще попытки совершить со мной расхожее действие, желанное нам. Пусть великое «может быть» будет пухом твоему избраннику Шульману, но я жду иных людей и членов.