Злой Рок - стр. 27
— Ни-икогда такой не слышала.
— Ха! Теперь я уже точно знаю, что ты привираешь, Алиса.
Я засмеялась:
— Согласна, в этот раз у меня не было шансов.
— Могу тебе подыграть и сказать, что я никогда – никогда – не слышал песни «Рома, Рома, Роман…» и «Рома, мне нужно бежать…». Ни разу в жизни.
— Это можно считать настоящим везением.
— Как говорит один мой друг – надо съесть лепрекона, чтобы приманить такую удачу. — Калинин опять улыбнулся, но в этот раз напряжения в нем не чувствовалось. — И… я Рома. Вдруг у тебя тоже проблемы с памятью.
— С памятью все хорошо.
— Черт, теперь я точно чувствую себя неловко.
Утро сделало из Калинина того самого парня с многочисленных записей и интервью, что я успела посмотреть. Милый, располагающий к себе и улыбчивый, хотя сейчас с последним у него туго. Трудно улыбаться искренне, когда помнишь, что случилось всего восемь дней назад. Каких-то жалких восемь дней. И вот Роман здесь, в номере незнакомой девушки, без понятия, как здесь оказался и что вчера случилось. Как бы на его месте повел себя почти любой человек? Сбежал бы не глядя, это даже удобнее, чем просто вышвырнуть случайную девицу вон. Собрал вещички – и свободен. И никаких тебе и имен и подробностей, можно стереть произошедшее из памяти окончательно.
Но Калинин остался.
Хорошо, а то пришлось бы ловить.
— Я должна тебе кое-что показать. — Наконец проснулась моя задремавшая решительность. — Сразу предупреждаю, тебе придется… взять себя в руки.
Черт, прозвучало так, словно я собралась признаться, что я тайский трансвестит. Похоже, Калинин подумал о том же и физиономию состряпал забавную: что-то между насмешливым любопытством и скептицизмом.
Айпад остался валяться на диване, пришлось сходить за ним в гостиную. Я открыла письмо, что отправил предположительно Марк Аверин, и молча протянула айпад Калинину.
Роман долго вглядывался в содержимое письма. Открывал прикрепленную фотографию, закрывал ее и снова открывал, словно не верил, что она вообще существует. Он побледнел и застыл, точно каменная статуя, его насмешливость испарилась без следа. В комнате заметно похолодало, и не только из-за открытого окна, градус беззаботности сошел на нет, повисла гнетущая тишина, и она казалась затишьем перед бурей. Я физически чувствовала ее приближение. А потом Калинин поднял на меня взгляд. Тяжелый, почти ненормальный взгляд, от которого хотелось съежиться и исчезнуть. Вчера он смотрел примерно так же, страшно и пронзительно, заражая своим несчастьем, делясь болью.
— Это какой-то розыгрыш? — очень спокойно спросил он.