Зло - стр. 56

Сели у маленького столика.

– С чего начинать-то? – угрюмо спросил Кретов. – Может, за бутылкой кто сбегает? Мне насухо трудно говорить.

– На. – Анохин достал из кейса фляжку коньяка. – Пей.

Витька отвинтил пробку, отхлебнул.

Ельцов смотрел, как ходит его кадык, и ему нестерпимо хотелось вбить эту фляжку в гнилозубый рот Кретова. Витька наконец оторвался от бутылки, зажмурился, вытер рот рукавом.

– Ну, поехали. Что говорить-то?

– При чем здесь Болдырев?

– Ты помнишь, он майором был начальником УГРО в Балашихинском райотделе?

– Помню, – ответил Анохин.

– Ну а я тогда в Кучине подгорел. В магазине «Мерный лоскут». Помнишь Яшку?

– Спектора?

– Ну.

– Помню.

– В общем, зачастил я к нему, ну, выпить, отрезик взять, денежки. В общем, переборщил я. Яшка, сучонок, меня обэхээсникам сдал. Те разозлились, что я на их делянке пастись начал, и заложили меня Болдыреву. Тот с меня подробное объяснение взял и сказал, что ходу ему пока не даст. Понял я тогда, что попал к нему в полную зависимость. И вдруг его в МВД забирают. А через год примерно меня вызывают в министерство. Я струхнул, думал, узнали там о моих делах с агентами.

– Кусочничал? – брезгливо спросил Анохин.

– Всякое было.

– Давай дальше.

И Кретов давал. Он допил коньяк и поэтому, а может, и выговориться наконец захотел, вылить из себя всю накопившуюся боль и грязь воспоминаний, потому что даже подлецы переживают все, как обычные люди, – говорил много и подробно. Анохин еле успевал незаметно менять кассеты диктофона.

Медленно опускались голубоватые прозрачные сумерки. Вышли на вечернюю прогулку наглые московские коты. Город, как огромный речной трамвай, осторожно вплывал в ночь.

Наконец Кретов бросил на землю недокуренную сигарету.

– Все, ребята, я сказал, что знал.

– Ну и молодец. – Ельцов встал.

– Только, если что, я от всего откажусь.

– Не выйдет, Витя. – Анохин вынул диктофон, нажал кнопку.

«…мы приехали к этому ювелиру с обыском. Постановление у нас было. Все чин чинарем. Болдырев сказал, чтобы ни один камушек в Израиль не ушел…» – проговорил механический голос Кретова.

– Суки!.. – Кретов прыгнул на Анохина.

Ельцов достал его с правой. Коронным крюком. Вполсилы.

Витька завалился на газон. Он смотрел, как уходят его враги, крутил головой, чтобы прийти в себя. А потом заплакал. Но это были не пьяные слезы. Он плакал от злобы и бессилия.

Он шел к себе на Трубную, квартиру эту ему помог получить Болдырев, когда его взяли в спецгруппу, и ощутил в голове звенящую тяжесть.

За всю жизнь его никогда так не били.

– Боксер сраный, погоди, падла кочегарная. Я на тебе отыграюсь. Кровью умоешься.