Злая любовь - стр. 51
- Заканчивайте свою работу, Максим, - велела бывшему студенту старший лекарь и тот, покосившись на опасного ящера, вернулся к лечению.
- Этого заприте пока отдельно, - распорядилась Лира, обращаясь к мастерам. – Иначе он сорвет нам первое занятие, - добавила женщина с улыбкой, а затем обернулась к остальным практикантам и с улыбкой спросила: - Ну? Есть еще желающие проявить себя? – и ей ответом был целый лес из поднятых вверх рук.
************
За крепостными стенами было еще холоднее, чем во дворе перед башней. Там от ветра хотя бы защищали высокие стены. Здесь, снаружи, ветер дул так, будто обезумев хотел стащить всадников из их седел и повалить в тугие сугробы, выросшие вдоль дороги.
Когда по небу, бросая огромные тени, пролетели драконы, Марк, не удержавшись, поднял голову и проводил взглядом этих жутких тварей, пытаясь понять, есть ли среди ящеров тот, на котором летает Наташа. На миг ему даже показалось, что он узнал Дракана, дракона Тихой, но княжич тут же сказал себе, что вполне мог ошибиться, ведь с земли драконы всегда кажутся одинаковыми.
Он поднялся ни свет ни заря. Ощущение непривычное, поскольку даже в академии можно было спать до семи утра. Здесь же покидали теплые кровати еще когда за окнами стояла тьма.
Практиканты наравне с воинами крепости должны были стоять в дозоре и обходить земли, находившиеся в ведомстве форта, а это многие километры под пронизывающим ледяным ветром и в ужасающем холоде, когда все, о чем только можешь думать, это как сберечь ускользающее тепло.
Единственная мысль, которая грела сейчас Вознесенского, была мысль о Наталье. Качаясь в седле своего жеребца, Марк только и думал, что о ней. Вспоминал ее красивые глаза, мягкие, податливые губы и тело, которое ему так нравилось обнимать и прижимать к себе. И только где-то в самой глубине подсознания, как пощечина совести, таилась мысль о княжне Тумановой. Эта мысль одновременно раздражала молодого мужчину и не давала покоя.
Возможно, сегодня, в лютый мороз, щипавший кожу на щеках, именно воспоминания об Александре не позволяли Марку уснуть в седле и свалиться с позором в сугроб, хотя холод и убаюкивающее покачивание на скакуне почти сделали свое дело. С непривычки он не высыпался. Уже вторую ночь лежал без сна и слушал ветер. Казалось, последний никогда не переставал дуть в этом всеми богами забытом месте.
Если бы только Наташа осталась в столице, думал Марк, представляя себе другую практику и совсем другую жизнь.
Но холод и ветер, а также окрики тех, кто ехал впереди, снова возвращали Вознесенского из тепла его фантазий и перед глазами вставало лицо Тумновой: ее глаза, сверкающие от гнева и весь облик, пылающий от стыда.