Зивелеос. Книга первая - стр. 15
Понятно, что на застолье у какого-то вполне приличного товарища Смертина никто не поднимет тост «За твою фамилию, друг!». Это ведь всегда будет звучать двусмысленно с плохим подтекстом. Зато в гостях у Жизнева обязательно какой-то весельчак скажет: «Желаю тебе, дорогой, чтоб фамилия твоя оправдывалась и жил бы ты долгие годы!». А теперь представим себе, что эти две фамилии оказались за столом рядом. За одну фамилию пьют, а за другую нет. Вроде бы никто и не хотел обижать второго, но у того в душе червячок зависти уж зародился: «Что же это за напасть на меня такая? За что мне такая фамилия?». Нет, не скажите, имя и фамилия многое значат в жизни каждого.
Николай Самолётов не стал лётчиком, хоть и было у него такое прозвище. Однако…
Впрочем, об этом потом. В это утро, набрав по пути всех газет и прочитав, стоя в метро, все описания событий в казино, приехал он домой, забежал наскоро в ванную, плеснул в лицо водой, чтоб освежиться, и плюхнулся на диван, не раздеваясь. Его начала колотить дрожь. Нужно было успокоиться.
Какую-то неделю назад вся жизнь была совершенно другой, а именно не такой, какой начиналась с сегодняшней ночи. Теперь все газеты будут писать о нём. А хотел ли он такой славы? Это не вопрос. Лучше спросить себя, хотел ли славы вообще? Другое дело. Но и такой прямо поставленный вопрос не мог получить однозначного ответа.
Став профессиональным журналистом, Николай никогда не забывал о стихах, которые пописывал время от времени. Но в своей газете их не показывал и тем более не публиковал. Стало быть, к славе и не стремился? Вот ведь, бывая время от времени в Доме литераторов или в Союзе писателей, ему часто приходится встречаться с поэтами. Сидя за стаканом водки, без которой не обходилась почему-то ни одна встреча, какой-нибудь мало-мальски известный в узком кругу любителей поэт начинал вдруг бить себя в грудь кулаком и утверждать, что именно он самый гениальный поэт сего времени, поскольку за последние пару десятков лет не родился, все подтвердят, ни один более талантливый сочинитель, чем он.
Через день какой-то другой поэт, пусть даже без стакана водки, совал Николаю в руки книгу стихов, которые предварялись предисловием, написанным самим автором, и утверждающим, что именно этот автор совершенно гениален и не сравним ни с кем из существующих стихотворцев.
Слушая их, Николай улыбался, робко говоря, что тоже пишет стихи, но не для того, чтобы заработать или поразить кого-то своим гением, а только тогда, когда строчки сами рождаются. Значит, он не гнался за славой? Но в то же время он журналист. А кто из журналистов не мечтает стать известным? Кому не хочется, чтобы его статьи читали запоем? И всё-таки нет. Николай писал то, что считал нужным. Ему хотелось изменить мир – это да. Изменить к лучшему. Вот что действительно хотелось. И всё, что писал, предполагало именно попытки объяснить, что и как, помочь разобраться. Стало быть, слава тут не при чём. Пожалуй, так.