Зимопись. Путь домой. Аз - стр. 10
Все это увидел и дядя Люсик. Он успокаивающе коснулся нас ладонями:
– Не забудьте поблагодарить хозяйку, она сделала нам великое одолжение.
– О чем не преминула сообщить, – буркнул Малик.
Слышимость была уже достаточной, чтобы упомянутая хозяйка могла что-то понять, поэтому дядя Люсик говорил предельно дипломатично, а слова Малика могли показаться грубостью. Впрочем, он – рыкцарь, дикий разбойник из крепостных, какой же витиеватой куртуазности ждать от такой личности?
Даже если Ефросинья что-то расслышала, это осталось незаметным. Она встретила нас на ступенях лестницы – невысокая, худенькая, со жгучим взглядом мышиных глаз-бусинок и полоской крепко сжатых губ. Плечи покрывал затянутый до горла длинный, до пят, дорожный плащ, под которым могло оказаться что угодно, даже домашний халат. Скорее всего, царевна накинула первое, что попалось под руку, чтобы как можно быстрее выйти к нежданным посетителям.
Ефросинья гордо вскинула подбородок:
– Проходите, будьте моими гостями. После того как разместитесь и помоетесь, жду вас к ужину. – Поднявшись три шага по винтовой лестнице, она указала на первую из дверей. – Это комната для папринция, а его спутников прошу пройти выше.
Царевна сделала шаг на следующую ступень, а мы остались на месте.
Дядя Люсик прокашлялся.
– Уважаемая царевна, мне запрещено оставлять сопровождаемых лиц одних.
На обернувшемся лице Ефросиньи мелькнуло подавленное силой воли неудовольствие.
– Не беспокойтесь, без присмотра их не оставят. Оба разместятся в комнатах справа и слева от моей, а на лестнице, неподалеку от дверей, всю ночь будут дежурить часовые. Отдыхайте, вы, должно быть, устали с дороги.
По-прежнему не двигаясь с места, дядя Люсик стоял на своем:
– Уважаемая царевна Ефросинья, я понимаю вашу заботу и искреннее желание сделать как лучше, но мне запрещено оставлять сопровождаемых лиц одних.
Мы с Маликом, как набедокурившие и защищаемые мамой подростки, молча глядели из-за спины папринция. При этом мы не были подростками. Даже я, как ни странно. В моей технологически развитой цивилизации взрослые меня в расчет не принимали, а здесь, в мире натурального хозяйства и холодного оружия, я считался полноценным бойцом и личностью равной многим другим. Причем, даже равнее некоторых, не вышедших рангом и не столь облагодетельствованных судьбой.
Ситуация зависла. Чтобы сохранить статус хозяйки положения, для «сохранения лица» Ефросинье требовалось что-то делать. Она скривила губы:
– Мне не доставит хлопот использовать лишние комнаты и выставить дополнительную охрану. Можете не переживать: ничего не случится, я с удовольствием возьму на себя часть ваших забот.