Зимопись. Книга вторая. Как я был волком - стр. 30
О чем я? Как же Малик, Шурик, дядя Люсик? Теперь мы отвечаем не только за себя.
А если те, в долине – пожиратели? Людоеды, как говорили, вторя друг другу, Гордей и Варфоломея.
Желание глупо рисковать улетучилось.
Стая спускалась к горному озеру – большому, в новых местах еще не виданному. Возможно, там даже глубоко. Рядом стояло сооружение, рябившее в глазах. Никак не мог понять, отчего такой эффект.
– Что это? – спросил я у Томы.
– Никогда не был на море? Сушильня для рыбы.
Точно. Сотни и тысячи рыб и рыбешек угадывались в непонятном мельтешении. Еще пару часов стая добиралась до сушильни, потом осторожно озиралась, принюхивалась. Затем состоялся набег. Быстрый, решительный, успешный. Людей у сушильни не оказалось. Каждый человолк хватал по паре-тройке больших рыбин и пускался наутек. Мы с Томой тоже.
Через минуту стая уже карабкалась вверх по склону. Если так спешат, значит, доводилось сталкиваться с хозяевами рыбы. То есть, хозяева могут задать перца могучему зверью, которое не боится ни волка, ни рыкцаря. Значит…
Значит, людей в горах много, и у них есть оружие. Или мало… но у них серьезное дальнобойное оружие. Учтем на будущее. А пока не следует забывать: на расстоянии никто не отличит меня и Тому от прочего зверья, и удачный выстрел положит конец надеждам.
Довольная стая заночевала у того же водопада. Трофеи сложили в общую кучу, несколько высокоранговых самцов окружили ее своими телами, не доверяя никому, включая друг друга. Не завидую тому, кто рискнет покуситься на добычу.
В горах солнце закатывается быстро. Оно почти падает за горизонт. Еще – на высоте холоднее. Значительно холоднее. Мы это почувствовали. Все кучковались, жались, сворачивались клубком. Мы с Томой прижались друг к дружке, даже обнялись, увеличивая площадь соприкосновения. Раньше мы так не делали. Но раньше не было так холодно.
– Один индеец под одеялом замерзает, – вспомнил я фразу-довод из очень старого фильма. – Два индейца под одеялом не замерзают.
– Логично, – откликнулась Тома, сильнее вжимаясь и кутаясь в мои руки. – Особенно, когда одеяла нет.
Стая быстро затихла. Слышались храп, хрип, сопение, шмыгание носом. Одно из них то и дело происходило за спиной девушки. Там мерз и дрожал от ночного холода Томин спаситель.
– Чапа, – услышал я шепот.
Налитые дремой веки приподнялись: в меня упирался взгляд девушки, где сна ни в одном глазу.
– Я так не могу. Ему холодно.
– Всем холодно, – попытался я отмахнуться от девчоночьего каприза.
– Он замерзнет.
– Они привыкшие.
– Посмотри на других. У них есть, к кому прижаться. У Смотрика нет никого.