Зимопись. Книга третья. Как я был пособием - стр. 17
Не как только, а если, подумалось мне. А учитывая происходящее…
– Тоня, как ты можешь?! – Кристина вытянула больную ногу и оперлась на утонувшую в траве ладонь. – Еще издеваешься: «как только спасемся». Кто нас спасет? Сами? Ты даже еды сама добыть не можешь. Из пещеры от смерти и многого другого нас спасла Тома, сейчас спасает ее друг Чапа. Сказано: не враждуй на сестру свою в сердце своем…
– …И обличи ближнюю свою, и не понесешь греха, – с удовольствием закончила фразу Антонина. – Вот! Знание о преступлении и недонесение не менее преступны, чем само преступление.
– Ближнюю свою! – уцепился я за соломинку. – Не ближнего. Я – мужчина.
– Под ближней имеется в виду…
– Говорю! – громко перебил я. – Обвиняю Антонину, как там тебя…
– Меланьину, – напомнила Кристина позабытую мной фамилию.
– …В корыстной трактовке и собственных толкованиях буквы закона!
– Это неправда! – Антонина побелела.
– В присутствии свидетелей Кристины Есениной и Майи…
– Береславиной, – быстро подсказала курносая девочка.
– Береславиной, – повторил я, – также обвиняю Антонину Меланьину в том, что зная о ношении мной гнука с целью самообороны и защиты жизней учениц школы, она не менее преступно покрывала возможное, как она его теперь называет, преступление в течение двух суток, пока считала эту самооборону защитой себе самой. Когда поняла, что спаслась, решила обвинить других в том, что они делали не только возможное, но и невозможное для ее спасения, рискуя своими жизнями ради спасения ее жизни. Ты знала, что я спасал тебя из пещеры с помощью гнука?
Царевна окаменела под моим взглядом.
– Ну…
– Да или нет?
– Я не присматривалась…
– Прошу свидетелей заметить, – ликующе заострил я внимание, – обвиняемая пытается солгать в свое оправдание. Гнук в моих руках не заметить было нельзя, с его помощью я освободил всех. Он был на мне с первой минуты до нынешней. А как же заповедь седьмая – не произноси ложного свидетельства? Так видела ты гнук с момента освобождения, Антонина Меланьина, или нет? Как думаешь, что по этому поводу скажут еще двенадцать свидетельниц?
– Видела, – вылепила та мертвецки-бледными губами.
Я смягчил тон:
– Прошу отметить – обвиняемая призналась сама, без давления, при свидетелях. Целых двое суток совесть обвиняемой была спокойна. Некоего нарушения закона, если оно осуществлялось на благо самой обвиняемой, она не замечала. Значит, нарушения закона не было, иначе его заметили бы все. Но пятнадцать носительниц высоких фамилий, которых можно опросить в любую минуту, видели только самозащиту. Теперь обвиняемая пытается оклеветать присутствующего здесь своего спасителя и даже отсутствующую спасительницу, которая не имеет возможности сказать слова в свое оправдание. Но сказано: соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их – и не свергнет вас земля, которую вам дали жить. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!