Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником - стр. 33

– Это честь, Чапа. – Безухое лицо капитана указало на жмущихся пленниц.

Меня подбодрили выкриками:

– Давай, нечасто получается выбрать раньше капитана!

– Это что же… Но я… – У меня перехватило горло.

Ядрей пихнул в спину:

– Чапа, не выделывайся. Вспомни, о чем мы говорили.

А Урван усмехнулся:

– Не переживай, не на всю жизнь, только до утра.

Пираты заржали, меня бросило в краску. Пленницы со страхом косились на нас. Вряд ли слышали дословно, но голосов здесь не снижали, и они понимали, о чем речь. И ничего не могли сделать. Они – добыча.

«Людей уважают, вещами пользуются».

Я смотрел на Любу. А она на меня – нет. Узнала ли? Как не узнать, если имя горланят так, что по воде рябь идет, и деревья качает. Второго такого имени не сыскать, а если найдется, то как не посмотреть, кому принадлежит?

Люба не смотрела.

– Давай, Чапа, люди ждут.

Мой палец медленно поднялся.

– Ее.

– Тяжелую? Ты что, крышей поехал? Ее и оставили-то для количества, на всякий случай.

– Этот случай наступил. Ее.

Урван хмыкнул, одна половина лица изуродованного скривилась:

– Тебе виднее. Тяжелую, так тяжелую, другие только порадуются. Забирай.

– Куда?

Пираты снова разразились хохотом, от которого вяли уши.

– Лес большой!

Урван напомнил:

– Чапа герой, но он новенький.

Это значило, что следить или хотя бы присматривать за мной не перестанут.

– Пусть идет на «Везучий», ему привычней, места много, и никуда не денутся – выход единственный.

Урван согласился.

– Слыхал? Бери и дуй на челн, пока завтракать не позовем. Грызь, отвези.

Один ушкурник бросил «Про меня не забудьте!» и пошел к лодке. Меня негнущиеся ноги понесли… нет, потащили к пленным.

– Пойдем, – сказал я Любе, остановившись в нескольких шагах.

На двух слогах голос дважды срывался.

Люба подняла взгляд. В нем была пустота.

– Как скажете, хозяин, – тихо принеслось в ответ.

Два других героя дня едва не подрались за Голубу. Капитан разрешил спор, забрав ее себе. Герои тут же выхватили других красивых девчонок. Числом ушкурники превосходили пленниц, и остальных делили на нескольких или разыгрывали в монетку. Думая совершенно о другом, я все же отметил, что монетка обычная, местная. Чудеса отменяются.

Лодка довезла нас до борта, я помог Любе подняться. Ее рука оказалась холодной, как лед, и рыхлой, как вата. Взгляд по-прежнему глядел в пол. Люба в молчании досеменила до люка и остановилась. Грызь отчалил, мы остались одни на огромном корабле. Я освободил девушку от веревок.

– Только ребеночка пощадите, – вдруг заговорила Люба. Голос едва прослушивался, мысли сбивались, ее затрясло. – Я все сделаю, только не трогайте ребеночка, он уже пихается, он хороший…