Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - стр. 38

Наверное, царбер – это солдат. Войник по-местному. Выясню, когда говорить не станет преступлением. Вон как Милослава зыркает, чтоб вели себя прилично.

Двое царберов приготовились записывать въезжающих на пергамент. Мы приблизились.

– Милослава, Карина и Зарина Варфоломеины, – отчеканила царевна. Пропустив вперед сестер, назвала остальных. – Ангелы Тома и Чапа. Дорофей и Порфирий Милославины.

Мужья царевны внесли Шурика.

– Крепостной Западной границы Щербак. Порван волками.

«Не лжесвидетельствуй!» – вспомнилась заповедь.

Ворота с болью в суставах отворились.

– Цекада. – Зарина обвела руками уходящий вдаль и закругляющийся там забор, словно объяснив этим что-то.

– Цикада? – Под этим именем я знал только невыносимо трещавшее по ночам насекомое.

– Царский караван-дворец. Цэ ка дэ. Мы говорим – цекада.

Ясно, караван-сарай в местном антураже. По мне, так это постоялый двор. Именно двор, где за оградой вдоль одной стены даже по запаху определялась конюшня, к другим лепились грубо сляпанные избушки, перетекавшие одна в другую. Между конюшней и жильем дымила кухня, около нее торчал бревенчатый колодец с навесом. За жильем, перебивая ароматами кухню, располагалось отхожее место.

Зря назвал домики жильем. Скорее, служебные помещения. Казарма, оружейная, склады.

Весь центр занимала огромная поляна-лежанка. Благородные первыми занимали место, сопровождающие низкорожденные располагались вокруг, как школьники на перемене вокруг включенного планшета. Мы последовали общему примеру.

Людей не особенно много. Работяги жмутся ближе к отхожему месту, царские отпрыски – к кухне. Удивительно, но не видно ни толстых, ни худых. Вообще. Видимо, от местной жизни у хилых масса нарастает, а у жирных выплавляется.

– Милослава? – раздался удивленный оклик.

– Это Дарья, царисса школы и Грибных рощ, – заговорщицким шепотом сообщила Зарина. – Наша соседка.

– Кого вижу, Милослава, как выросла и похорошела!

– Доброго здравия, царисса Дарья.

Группа гуськом выдвинулась в ту сторону. Милослава, наш бравый караванщик, лавировала между лежащими компаниями, как я на сочинском пляже, с кем-то здоровалась, кого-то демонстративно игнорировала.

Перед цариссой все встали по струнке, едва каблуками не щелкнули.

Лет около сорока, чуточку дородная, но не настолько, чтоб выпирать из боевых доспехов. Илья Муромец в юбке. Впрочем, здесь все в юбке. Экипировка похожа на царевнину, но несравнимо богаче. Поножи и наручи уже сняты, остальное блистает, как только что выкованное и надраенное. Нагрудная броня красиво обрисовывает немаленькие выпуклости. Оплечье могучее, многослойное, и вообще: в целом металла на цариссе раза в три больше, чем на тоненькой воинственной царевне. И главное отличие: желтая зубчатая корона по ободу шлема.