Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - стр. 19
– Это прекрасно. Читать умеешь?
– Естественно.
– Прочти.
Передо мной возник кусочек кожи с начертанным витиеватой кириллицей «Алле хвала».
– Алле хвала.
– А сколько бойников в моем отряде?
Понятно, он имел в виду копейщиков.
– Восемь. – Я сразу поправился: – Без командира.
– А если б их было в три раза больше?
– Двадцать четыре.
Мгновенные ответы без раздумий вызвали почти детский восторг:
– А если половину убьют?
– Двенадцать.
Довольная улыбка расплылась по бородатой физиономии:
– Вас ждет великое будущее.
Если это экзамен… мы попали куда надо. Здесь я интеллектуальный Гулливер среди лилипутов, Эйнштейн и Перельман в одном флаконе. А помимо таблицы умножения я знаю когнитивный диссонанс, осциллограф, косинус, адронный коллайдер и много других умных слов.
По траве зашлепали шаги: вернулась Тома. Чистая, довольная. Бойники понесли к воде матерившегося Шурика, требующего не кантовать, а бросить и дать умереть спокойно. И Малика захватили, чтоб мылся и заодно помогал.
Местные жители оказались мастерами на все руки. На костре, с которого уже сняли котел, некоторое время прокаливались бронзовые иглы, затем из мешка достали чем-то пропитанную вонючую нить. Отмытый Шурик был водружен на место, ему принялись споро зашивать рваные раны, стараясь не обращать внимания на вопли и конвульсивные дергания.
– Если это медицина, тогда что такое бардак? – орал Шурик. – Они делают мне так хорошо, как я бы им сделал на голову с тем же удовольствием. У них есть антибиотики?
– Есть лучше! – хмыкнул Малик, который внимательно наблюдал за процессом.
Раны присыпали пеплом и каким-то травяным порошком из мешочка.
В момент особенно сильного крика Тома не выдержала. Ее колени опустились возле головы несчастного, ладони взяли беснующегося пациента за щеки, лицо склонилось, а губы… Губы вдруг впились в неистовствующий рот, вмиг смирили, обняли, впитали, успокоили… и еще раз нежно поцеловали на прощание.
Потом она виновато оглянулась на меня:
– Он так кричал…
Я пожал плечами. С какой стати осуждать? Кто я для этого? И если быть честным, отказался бы сам от подобного рода анестезии?
Малик обошелся новой перевязкой с небольшим количеством местного обеззараживателя. Отходивший от операции Шурик, теперь возлежавший у костра с видом усталого патриция, полюбопытствовал:
– Что скажете за наше прошлое? Мы же в прошлом? Я, конечно, бываю местами поц, но не настолько, чтобы брать халоймыс на постном масле.
– Переведи, – попросил я.
– Да, ерунда. Еще имею сказать, что хороший тухис тоже нахес.
– Тоже переведи, – вновь потребовал я.