Зимняя корона - стр. 57

Амлен налил себе кубок вина и сел на скамью, вытягивая ноги.

– А я считал, что этого требуют правила учтивости, а не закон.

– Погоди, вот женишься, тогда узнаешь, закон это или просто учтивость. – Король оглянулся по сторонам. – А куда делся Томас?

– Возится со своей соколихой, – объяснил Амлен. – Она вспорхнула на дерево и чуть не улетела. Сказал, сейчас придет.

Генрих фыркнул:

– Я говорил ему, что птица еще не готова к охоте, но он и слушать не стал. Собирался сегодня запустить ее.

Открылась дверь, и вошла Эмма, лицо ее счастливо сияло.

– Сир, – сказала она, присев в реверансе, – у вас еще один сын, крепенький и рыжеволосый.

– Ха! – Генрих оторвал сестру от пола и запечатлел на ее губах звонкий поцелуй. – Отличная новость! – Его переполняла радость, гордость и облегчение. Рождение еще одного сына означало, что шрам, оставленный смертью Вилла, станет постепенно затягиваться. – А королева? Как она себя чувствует?

– Хорошо, – ответила Эмма. – Утомлена родами, но счастлива, что родился сын. И передает вам поздравления.

Генрих, широко улыбаясь, обернулся к придворным, собравшимся вокруг очага:

– Приготовьте к моему возвращению вина, будем праздновать!

На пороге появился припозднившийся канцлер.

– Томас, у меня родился еще один сын! Что ты на это скажешь?

Бекет просиял:

– Поздравляю, сир, это превосходная новость. Я подарю ему на крестины серебряный кубок. Как вы его наречете?

– Скажу, когда вернусь. – Генрих хлопнул канцлера по плечу. – Что там с твоей соколихой?

Бекет приуныл:

– Ее еще нужно приучать к охоте, сир.

– Ха, а я ведь предупреждал тебя: рано ее запускать.

– Впредь я буду прислушиваться к вашим советам, сир.

– Мужчина должен уважать того, кто лучше осведомлен, – и своего короля, – самодовольно улыбаясь, произнес Генрих. – Томас, тебе еще многому надо учиться. – Он снова покровительственно похлопал канцлера и направился в родильную комнату.

Алиенора сидела в кровати, великолепные золотые волосы рассыпались по плечам. Она выглядела усталой, как и сказала Эмма. В свете ясного сентябрьского дня у ее глаз были заметны легкие морщины, но королева все равно оставалась пленительна. Она смотрела на завернутого в мягкое голубое одеяльце ребенка с такой безмерной любовью и нежностью, что на Генриха нахлынул водопад чувств, в которых он не смог бы разобраться, но ему захотелось плакать. Он наклонился и поцеловал жену в губы, потом передал младенца повитухе, чтобы она развернула пеленки и показала ему сына во всей красе.

У малыша были рыжие, с бронзовым отливом волосы, совсем как у Генриха, и тончайшие золотые бровки. Крохотные кулачки напоминали нераскрывшиеся бутоны. Тельце его было соразмерным, не пухлым и не щупленьким.