Зимняя Чаща - стр. 43
Я подхожу к окну, медленно дышу, пытаясь унять волнение, звенящее в висках. Я отодвигаю в сторону краешек занавески. Кто-то стоит на крыльце, засунув руки в карманы, сгорбившись от холодного ветра.
Я его знаю.
Я отодвигаю щеколду и толчком открываю дверь. В открывшийся дверной проем влетает порыв ветра, приносит с собой пригоршни снега.
Ночной гость поднимает голову.
Оливер.
– Я не знал, куда еще пойти, – говорит он, хмурясь.
Ко мне снова возвращается способность дышать, и я отступаю на шаг, позволяя Оливеру войти внутрь.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
Он стягивает капюшон, поднимает глаза. В неосвещенной комнате его зрачки кажутся еще темнее.
– Мне нужно место, где бы я мог отсидеться.
Я скрещиваю руки на груди, в голове продолжают крутиться слова, от которых я никак не могу избавиться: «Парень умер. Парень умер».
– Почему ты не мог остаться в лагере? – спрашиваю я.
Я наблюдаю за ним, пытаясь найти причины, по которым я не могу позволить парню, которого я едва знаю, остаться у себя в доме. Причины, по которым я должна сказать, чтобы он уходил, но только вижу перед собой парня, которого я нашла в Чаще, – замерзшего, дрожащего и одинокого. Вспоминаю, как он, раздевшись, сидел у огня в тот вечер, когда я привела его назад. Помню, какими холодными, буквально ледяными были его руки, как сильно он стискивал зубы и как расслабились его мышцы, как только я прикоснулась к нему.
– Я никому там не верю, – отвечает он.
– Почему?
Его взгляд задерживается на мне, прежде чем скользнуть в сторону. После долгой паузы он говорит:
– Мне некуда больше пойти.
Мне кажется, что я слышу на чердаке какое-то движение. Это Сюзи – то ли проснулась, то ли просто перевернулась на другой бок. Звук замирает.
«Парень умер», – снова думаю я. Эти слова крутятся в голове, повторяются, словно эхо…
Я сглатываю, перевожу взгляд на Оливера и говорю то, чего не хотела бы произносить вслух:
– В ту ночь, когда ты пропал, умер парень.
Слова слетают с моих губ, вызывая странную боль у меня под ребрами – будто я попалась на рыболовный крючок.
– Что? – хмурится Оливер.
Я чувствую, как сжимаю челюсть, не отрываясь, смотрю на него, боясь упустить малейшее движение, которое может что-нибудь выдать. Показать, что Оливер пытается что-то скрыть от меня.
– Парень умер, – повторяю я, гораздо тверже на этот раз.
Но Оливер смотрит, словно ничего не понимает.
– Ты этого не знал? – спрашиваю я.
– Нет, я не… – он замолкает, стоит, слегка покачиваясь на носках, и я вижу, как он бледен – холод еще не полностью вышел из его тела. – Я ничего не помню. Я не мог…