Зимние сказки и рождественские предания - стр. 19

Подбежал к саням, увидел рукавицы, да и забрался в них. Сидит и посмеивается: «Посмотрю-ка я, как это мужик свои рукавицы наденет: они так одеревенели, что в них и пальцы просунуть нельзя!» Морозец в мужичьих рукавицах сидит, а мужик знай все рубит да рубит. До тех пор рубил, пока не наложил воз верхом.

– Теперь, – говорит, – можно и домой возвращаться!

Взял тут мужик свои рукавицы, хотел было их надеть, а они как железные.

«Ну, что будешь делать?» – посмеивается про себя молодой Морозец.

А мужик, как увидел, что рукавицы надеть нельзя, взял топор и принялся бить по ним. Мужик по рукавицам обухом: тук да тук, а Морозец в рукавицах: ох да ох! И так крепко мужик помял бока Морозцу, что тот чуть жив убрался.

Мужик домой едет, дрова везет, на свою лошаденку покрикивает. А молодой Морозец к отцу ковыляет, сам охает. Увидел его старый Мороз, стал посмеиваться:

– Что это ты, сынок, еле идешь?

– Уморился, пока мужика морозил.

– А что это, сынок, молодой Морозец, так жалобно охаешь?

– Да уж очень больно мужик бока намял!

– Это тебе, сынок, молодой Морозец, наукой будет: с панами-бездельниками немудрено справиться, а вот мужика никогда и никому не одолеть! Запомни это!

Лет сорок тому назад в С.-Петербурге, на Васильевском острову, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который еще и до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотою, хотя и далеко еще не был таким, как теперь. Тогда на проспектах Васильевского острова не было веселых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров. Исакиевский мост – узкий в то время и неровный – совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исакиевская вовсе не такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исакиевской церкви отделен был канавою; Адмиралтейство не было обсажено деревьями; манеж Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом; одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее… впрочем, не о том теперь идет дело. В другой раз и при другом случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в Петербурге в течение моего века, – теперь же обратимся опять к пансиону, который, лет сорок тому назад, находился на Васильевском острову, в Первой линии.