Зимние расследования - стр. 26

Павел в своей сети – начальник, ему справки не нужны. Позвонил своим замам, сказал, что простудился. И лежал несколько дней на кровати, не ел, не пил, не спал. Не отвечал на звонки матери. Он тяжело и мучительно думал о том, как все же подойти к Лиде, как заставить ее выслушать его, как во всем оправдаться. Он понимал, что объясниться с ней – тяжелее, чем произнести последнее слово на суде, где тебе сейчас влепят пожизненное. Но он должен что-то придумать. Павел так ослабел, что до туалета доходил, держась за стенки. А голова работала ясно. Он даже придумал несколько ситуаций, в которых Лида окажется наедине с ним на какое-то время и не сможет убежать. И, наконец, ярко сверкнула самая пронзительная мысль. Это было результатом Пашиного мыслительного процесса. Даже если он устроит аварию в магазине Лиды и все рассчитает, чтобы только она не выбралась, а застряла в закрытом подвале вместе с ним, он все равно не найдет ни одного слова, чтобы ее переубедить. На нем крест, который она поставила. Его не сдвинуть и не смыть.

Так началась его темная, ненастная ночь с одними ухабами и провалами. В этой темени надо было отслеживать условное утро, такой же рабочий день, вечер – все без смысла и выхода. Иногда приезжала мать, Паша включал чайник, доставал одну и ту же вазочку с одними и теми же сухариками и молчал. Ни на один вопрос не отвечал. Мать смотрела на него с ужасом. Паша не чувствовал ни злорадства, ни обиды. Он ни в чем ее не винил, просто думал: «Зато у тебя все получилось. Что ж ты не радуешься». Но не говорил этого вслух.

Однажды Павел включил кино про любовь, там было много эротических сцен. Об интимной близости с Лидой думать было так невыносимо больно, что он просто убил эту тему. Но есть столько других женщин – без проблем, без генетики, на раз и по таксе. Почему ему не приходит в голову вызвать какую-то из своих бывших подруг на ночь? Он вроде забыл, что мужик. Ничего не хочет. Взял и позвонил самой симпатичной и активной в постели – Эмме. Она примчалась, сразу начала щебетать всякую ерунду, он сократил эту прелюдию до минимума, легли в постель. У Паши не просто ничего не получилось. В нем ничего не шевельнулось ни внутри, ни снаружи, несмотря на профессионализм Эммы. Он был как покойник, только хуже: ему казался отвратительным запах тела вполне себе чистой женщины с нормальным парфюмом.