Зимние дни Бима и Барсика - стр. 1
Первый снег
Барсик чихнул во сне. Ему приснилось, что какая-то вредная муха села на нос и щекочет крылышками. Вот он и чихнул, прогоняя насекомое. Но она, муха, не только не улетела, но и позвала себе на помощь ещё несколько. И они теперь все старались сесть на самый кончик носа.
Щенок рассердился. И, не открывая глаз, ляпнул лапой по носу. Однако этот удар привёл лишь к тому, что Барсик проснулся. А мухи, как сидели на чёрном пятаке собачьего носа, так и остались сидеть. Только почему-то превратились в несколько мокрых капель. Плюс ко всему стало заметно холоднее, чем было до того, как Барсик задремал.
Пёс покрутил головой, с трудом соображая – а что происходит? Куда делись мухи и откуда эта вода на носу? И вдруг увидел, что к нему в конуру залетают вовсе не мухи, а совершенно непонятные белые пушинки. И, главное, они несут с собой холод!
Барсик высунул голову из конуры и обнаружил, что вокруг, куда не кинь взгляд, на старой пожухлой траве лежит белое пушистое одеяло! Он вспомнил рассказ Бима, что после осени приходит зима, и она начинается именно с таких белых пушинок, которые называются снежинками.
Так это снег!
Первый в жизни собаки настоящий снег!
Барсик осторожно высунул одну лапу из конуры и потрогал белоснежное покрывало. Оно было мягким и не таким уж холодным. Мороженое, которым его как-то угощала хозяйка, было куда как холоднее!
– Выползай, подлый трус! – услышал Барсик голос своего старого друга, пса Бима. – К нам зима пожаловала, а ты спишь!
Как-то летом они втроём – хозяйкина внучка Лида, Бим и Барсик – на веранде смотрели мультики. Про кота Леопольда. Там Бим и подхватил эту знаменитую фразу мышей:
– Леопольд, выходи! Выходи, подлый трус!
Весь день он досаждал Барсика ею. Но щенок не обижался. Что со старого друга взять?! И вот, снова-здорово!
Бим сидел поодаль от конуры и блаженно щурился.
– А я её звал, твою зиму? – недовольно пробурчал Барсик. – Куда траву дели? И зачем это мокрое покрывало нам?
Бурча хуже старой бабки, Барсик выбрался из конуры. И застыл изумлённый.
Мир изменился до неузнаваемости!
Ещё вчера ёлка, что торчала возле изгороди, была высокой почти чёрной пирамидой. А сегодня она стояла белой благородной свечой. Всходившее солнце зацепилось за её макушку и висело на ней, как огонёк. Сосны тоже приняли на свои раскинутые лапы блестящие снежные латы рыцарских доспехов. И стали похожими на ряды воинов-великанов. Перед ними выстроились солдаты в белых шлемах поменьше: это были столбики ограды огорода.
А во дворе, в поле, на опушке леса расстилалась теперь белая, искрящаяся на солнце, пелена. Она скрыла все неровности земли, все тёмные проплешины и выгоревшую, грязно-жёлтую траву.
И небо! Синее! Глубокое! Барсик его ещё таким не видывал. И поэтому даже сравнить не мог ни с чем. Если про великанов и рыцарей он слышал от Лидки, из читанных ею сказок, то небо он описать не смог бы. Потому что то, что видишь впервые, трудно сравнить с тем, чего никогда не видел!
– Ну, как тебе? – заметив изумление приятеля, спросил Бим. – Вот это и есть зима. А ты бурчишь!
– Дядя Бим! – прошептал приходящий в себя от изумления Барсик. – Это ж красотень-то какая! И что, теперь это всегда так будет?
– Глупыш! – усмехнулся Бим. – Потом будет весна. Ты её пока не видел. Она ещё прекрасней. Это трудно объяснить. Сам увидишь. Не так скоро, конечно. Зима, она, брат, длинная. И холодная. Мы с тобой в конуре нашей дубака ещё не раз врежем.
Бим подумал, и добавил:
– Это хорошо, что нас теперь двое. Теплее будет спать.
Барсик уже не слушал друга. Он крутил головой, любуясь замечательными видами зимнего леса, и всё никак не мог решиться сделать первые шаги по снежку, что лежал под лапами. Не то чтобы он боялся чего-то. Было непривычно, и он сторожился этого.
Но когда-то приходится всё равно делать первый шаг. Ведь любая дорога, любой поступок начинаются с простого движения.
И Барсик сделал маленький шажок.
Снег под лапами скрипнул. Потом ещё и ещё. Идти было мягко и очень приятно. Хотя, конечно, с непривычки подушечкам пальцев было холодно. Но ведь и летом, когда прыгаешь с берега в реку, вода кажется тебе не просто прохладной, а холоднющей. И лишь потом тело привыкает, и тебе становится приятно и замечательно.