Журнал «Юность» №12/2021 - стр. 25

– Ну как ты? – спросил Данила.

Они с Кириллом дружили с первого класса и раньше едва ли не каждую свободную минуту проводили вместе, но в последний год стали видеться редко, потому что Данила все время был занят, так что Кирилл и не знал теперь, друзья они или нет.

– Норм, – ответил Кирилл.

Сегодня он пришел на занятия после перерыва в полтора месяца. Все – и учителя, и одноклассники, и даже повара в столовке – делали вид, что ничего особенного не случилось, что он такой же семиклассник, как и все остальные, что это нормально – взять и пропустить шесть недель без объяснений, а потом вернуться и вновь сесть за парту. Но почему-то даже сидя на последнем ряду, он чувствовал себя в центре внимания, будто невидимое силовое поле притягивало к нему мысли не только математички, которая вдруг забывала, о чем до этого говорила, и бросала на него тревожный взгляд, но и всех остальных тоже. На перемене отличница Рыбакоп, протерев доску, подошла к Кириллу и протянула ему глазированный сырок – с таким видом, будто делала это каждый день. Качок Хомягин похлопал его по плечу, пробубнил, что надо как-нибудь потусить, и по пути к своей парте сбил с подоконника цветочный горшок. Староста Ида Гроу, всегда, вне зависимости от сезона, носившая платок, завязанный в узел надо лбом, как на постере «We Can Do It!», подарила Кириллу тетрадь, когда выяснилось, что свою он забыл дома. В том, как его одноклассники старались вести себя как ни в чем не бывало, было столько напряжения, что к концу шестого урока Кириллу показалось, что он не выдержит.

– Пошли погуляем, – предложил он Даниле.

Тот испуганно выдохнул:

– Я не могу. У меня плавание, потом репетитор по алгебре. Давай завтра?

– Давай.

– Блин, у меня ж завтра хоккей и русский. – Данила виновато захлопал глазами.

– Ладно, не парься, – подбодрил его Кирилл.

– Ты правда норм?

– Правда.

– Пиши мне в телеге, если че.

Данила сбежал со ступенек и с огромной скоростью пересек школьный двор, едва не сбив с ног пацана лет десяти и чуть не раздавив собачку.

За эти полтора месяца Кирилл успел свыкнуться с одиночеством. Почти каждое утро он выходил из дома и до самого вечера бродил по городу; мама оставляла ему деньги в прихожей, а когда забывала, он сам брал из ее кошелька столько, чтобы хватило на пару бургеров с колой и еще на какую-нибудь мелочовку. Он успел вдоль и поперек обойти Ботсад, ВДНХ, парк Горького и Нескучный, излазил весь Китай-город, Пушкинскую, Чистые и Патрики, исследовал даже отдаленные районы вроде Беговой. Он в подробностях изучил, как его родной город ведет себя в разную погоду. В дождь всё вокруг – дома, деревья, автобусы, даже прохожие под зонтами – казалось тяжелым, набрякшим, безрадостным, но что-то все равно было в том, чтобы долго идти по улице, ощущать, как капли стекают за шиворот, и даже не пытаться укрыться. При сильном ветре всё, наоборот, казалось легким, невесомым, словно могло в любой момент сняться с места и улететь. Кирилл видел однажды, как ветер поднял пустую детскую коляску и через несколько метров бросил, будто передумал. На ярком солнце городской пейзаж выглядел не совсем настоящим, слишком праздничным и потому вызывающим подозрение, так что Кирилл предпочитал фоновую погоду – обычную, никакую.