Журнал «Юность» №10/2022 - стр. 22
Скворчихи закудахтали, засобирались, стали волочить тощие пожитки и штопать вещи с невиданным усердием. Не хотели они делить холмы со злым магом. Не нужно им купаться в предрассветных грезах, чтобы видеть будущее, – умрут здесь скворчата от холода и голода, когда ягоды скиснут, а рыба уйдет под лед. Скворец поддался уговорам и принялся вместе с самыми крепкими сыновьями готовить провизию в долгий-предолгий путь. Ходили они по холмам, словно прощаясь с местами, которые не бросили, приютили, прокормили.
Вдруг земля вздрогнула и приподнялась. Под морщинистым слоем пробежали жаркие искорки. Они утоляли солнечный голод поникшей травы, насыщая жизненной магией. Вскоре Любимый Скворчонок заприметил, что под ним уже не примятая жухлая травка, а ароматная и пушистая, словно зеленое облачко с желтыми прожилками из горицвета. Ветерок больше не тревожил. Мальчик скинул дырявую обувку, чтобы белесая кожа прижалась к весенней свежести и вспомнила, как по телу разливается благодать.
– Вот так волшебные холмы! – кричал его тоненький голосочек.
– Ишь, разорался! Ступай к матери, она с ног сбилась, тебя искамши…
В отдалении стоял старец в длинных одеждах. Он держался за тяжелый сук, который уходил корнями глубоко-глубоко в толщу склона и поддерживал сухонькое тело незнакомца. Любимому Скворчонку показалось, что он горбат, а лик его был расколот на две половины – темную и светлую. Но под прытким взглядом мальчика фигура стала меняться, вытягиваясь и хорошея. И вот перед ним оказался не старец, а крепкий мужчина со шрамом, проходившим по лбу, носу и рту: слева он улыбался, а справа – хмурился.
– Кыш! Иди! Прочь! Чего надобно? – запротестовал незнакомец.
– Надобно холмов, как прежде. Холодно, мерзнем. – Любимый Скворчонок протянул бывшему старцу свою истлевшую пару, доказывая, что он нисколечко не привирает.
– Иди! Кыш! Прочь!
Незнакомец в балахоне сгрудил брови и зарычал диким зверем, перебросив сук из одной руки в другую. Мальчик попятился-попятился, а когда закончился зеленый покров под ним, вскочил, встрепенулся и бросился наутек, оставляя за собой тропку из пробивающихся соцветий. Дома он поведал отцу о встрече со старцем в балахоне. Рассказ заставил Скворца пригорюниться, уткнуть обветренное на реках лицо в горстку из пальцев и закачать чубом, приговаривая: «Горе нам, горе». Встревоженные жены обступили мужа, вонзаясь в него испуганными глазищами, – никто не хотел срываться с насиженного места и вновь уходить в долгое странствие.