Журнал «Юность» №09/2024 - стр. 22

Его отец, широкий грузный мужчина, – железнодорожник со стажем. Он делал все неторопливо и основательно. Аккуратно, осмотревшись, заходил на маленькую кухню, как будто боялся случайно что-то порушить своим мощным телом. Крякнув и кашлянув в кулачище со шрамом от выведенной татуировки, он часто повторял, что все за нас выстрадали наши бабушки и дедушки, поставили на добротно уложенные рельсы. Глядя на его большие тяжелые руки с короткими толстыми пальцами, мозолями и шрамами, похожие на клешни гигантского краба, я не сомневался, что и он тоже укладывал эти рельсы. «Катись, не затягивайся!» – подговаривал он, подмигивая. Что это означало – каждый понимал по-своему, но мы катились. Путь был виден далеко вперед, огромная всемогущая держава вовремя семафорила и переводила стрелки.

Андрей катился успешней и веселее. После школы я пошел на филфак в институт, который был самым близким от дома и в котором был очень скромный конкурс. Удобно, просто и реалистично. А он уехал в далекий Свердловск, казавшийся мне тогда местом с другой планеты. Несмотря на серьезный конкурс, легко поступил в архитектурный. «Хочу строить большие города. Для совсем другой новой жизни», – говорил он, когда звонил мне со свердловского главпочтамта. Рассказывал о геометрии, функциональности и исключительной образности зданий, доставшихся Свердловску от эпохи конструктивизма. Учился он хорошо, но через год вдруг понял, что это не совсем его. Быстро поменял планы и подал документы в престижный Московский университет, носящий имя борца за свободу Африки. Быть студентом этого вуза я и не мечтал, хотя учился в школе лучше, да и языки давались мне намного легче. Уговаривать его не рисковать было бесполезно. Он был уверен, что у него все получится, и у него получилось. Маленькие просчитанные победы его не интересовали. Мои скромные запросы, следования родительским советам и правилам всегда вызывали у него снисходительную улыбку старшего товарища. Старшего. Я родился почти на полгода раньше. Но он всегда казался мне намного взрослее, хотя я старательно это скрывал. Часто он за нас двоих принимал решения, что-то придумывал, я придерживался его планов, даже если они мне не очень нравились. Иногда приходилось переступать через себя. Иногда не получалось.

Как-то в день его рождения, в морозный декабрьский день, хоронили мальчика из девятого класса нашей школы, тяжело болевшего и угасшего от рака за полгода. Эта смерть оглушила всю округу. В каждой семье обсуждалась несправедливость и абсурдность такого раннего ухода из жизни. Мы впервые так близко увидели смерть, а слово «рак» приобрело новое жуткое значение. Во время похорон у нас были уроки. Вторая смена. После занятий родители ждали нас дома – отмечать день его рождения. Но он предложил по-быстрому сгонять на кладбище, посмотреть, что там. Мне вообще всегда трудно было ему отказывать. А в такой день тем более. Быстро темнело. Я плелся за ним по железнодорожному мосту и искал повод остановиться. Родители категорически запрещали мне «шляться по сомнительным местам». Кладбище было как раз из этого списка. Но страх был еще сильнее запретов. Страх вцепился в школьный ранец за плечами, тянул назад, заплетал ноги. Под мостом загрохотал грузовой состав, мост задрожал. Я остановился. Говорить что-то было невозможно, лязг колесных пар и сцепок все заглушал. Мы смотрели друг на друга. Я стоял, опустил глаза. Он все понял. Ничего не сказал и ушел.