Журнал «Юность» №08/2020 - стр. 29
Именно поэтому приступ вины каждый раз сигнализировал об очередной ИХ атаке на него. Именно поэтому он вновь собирал силы и первым мысленно бросался в бой – чтобы не дать ИМ захватить его врасплох, не дать заподозрить о его сомнениях и о его чувстве вины. Именно в этот момент он мысленно и получал по роже.
– Привет, Вадюнчик, – услышал он рядом.
Только этого не хватало, подумал он. Опять это чучело.
– У тебя сегодня такой романтичный вид, – сказала Зойка Зябкина своим скрипучим голоском. – Как Чайльд-Гарольд, угрюмый, томный… бледный… поцарапанный… Боже, где тебя кошки драли?
Она хотела провести по его щеке веснушчатой рукой, но раздумала. Так всегда: пыталась компенсировать свою страшноту смелым флиртом, но смелости не хватало, и выходило глупо. Неудивительно, что такая крыса никому не нужна. Непонятно другое: отчего это неглупые девчонки всегда такие страшные? Вадик, обычно прятавшийся от нее по всему факультету, сразу вспоминал о ней во время экзаменов. Она его здорово выручала, зубрила. Кстати, она знала о приближении своего часа и завсегда поджидала его возле какой-нибудь аудитории перед экзаменом. Своего повелителя.
– Хочу поехать в воскресенье в Загорск. Говорят, там такой архитектурный ансамбль, представляешь? Может, составишь компанию?
– Только что оттуда, – мрачно ответил Вадик.
– Да ты что? Расскажи! Как ансамбль?
– Ансамбль потрясающий.
И он, и она прекрасно понимали, что на ансамбль ей наплевать – ей важен один-единственный «солист», рядом с которым любой ансамбль будет лишь фоном.
– Знаешь, ты всегда казался мне каким-то… непонятным. – Она присела с ним рядом на постамент. – В твоем лице есть какая-то благородная печаль. И особенно эта бледность придает… такой шарм. Скажи, тебе когда-нибудь бывало грустно?
– Если б ты знала, как мне сегодня хреново, – сказал он. – Особенно когда курят рядом: я со страшного бодуна.
Она выбросила сигарету и встала.
– Хорошо. Я сейчас уйду. Ой, а кому такие цветочки? Хоть бы мне такие подарил кто-нибудь!
– Это Михал Васильевичу. – Он задрал голову и посмотрел на сидящего Ломоносова. – От Вадика Тараканова, благодарного студента…
Тоже, в сущности, несчастное создание, думал Вадик, глядя в ее удаляющуюся спину. Такое же несчастное, как и он сам. Они оба одиноки.
В сущности, все, кого он знал, страшно одиноки, если разобраться. Даже заядлые тусовщики, подозревал он, к пятому курсу впадали в тоску и занудство. Ну, кроме тех, кто женился. Да и тем не позавидуешь. Странно, почему так: к пятому курсу?
Вот Славка: его лучший друг. Был. Их тянуло друг к другу с первого курса. Сколько было говорено, сколько выпито вместе. Потом у обоих появились проблемы. С тех пор они не разговаривали. То есть говорили иногда, в минуты редких встреч на факультете, какие-то бессмысленные, незначащие фразы. Несколько раз Вадик заезжал к нему в общагу. Они сидели напротив, словно в аквариумах – каждый в своем. «Ну что, еще накатим?» «Подставляй». Бум – такая бутылка сквозь аквариум. Бум – стакан из другого. Буль-буль-буль. Накатили, и сидят, в аквариумах.