Журнал «Юность» №06/2023 - стр. 22
Пломбира с брусникой у них не нашлось, но были стаканчики с мятным, ванильным, кофейным, фисташковым, дынно-гранатовым и шоколадным… В молочной глазури, с клубничным вареньем, без вафель, с желе и каким-то печеньем… Сорбеты с черникой, лесной земляникой, смородиной и облепихой. Брикеты с изюмом, на сливках, с кедровым орехом и вишней. И это еще не считая того, что я не искал эскимо. Спустя девятнадцать минут я сам был примерно как лед. И вряд ли хоть что-то вообще бы купил – но тут он ко мне подкатил. В тележке лежали бананы и банка цейлонского чая.
– Люблю этот сорт. Он особенно крепкий. С арбузным мороженым – самое то.
– А я обожаю рикотту, хотя ее трудно расплавить. И письма. Бумажные то есть… Пишу иногда, – добавил я вдруг, сам не знаю зачем, и громче, наверно, чем нужно.
– Ян Николаевич, как ваше горло? Сладкий сироп – ну, который на травах, – он вам чуть-чуть-то хотя бы помог?
Я ее знал – ту кассиршу в зеленом, грубо прервавшую наш разговор. Яркие губы, картофельный нос, волосы черные, собраны в хвост. Видел ее раз, пожалуй, пятьсот, может быть, даже кивнул ей когда-то или сказал что-то вроде: «Угу», «Сдачи не надо», «Спасибо», «И вам». Ян Николаевич жил тут давно, он с ней, наверно, нередко болтал, вот и сейчас – театрально вздохнув, что-то ответил, потом подмигнул. Если б я жил тут, к примеру, семь лет – что бы тогда изменилось вообще? Стала бы эта кассирша и мне – кем-то таким… ну, как будто родным… кем-то, кто знает, что я был простужен, и беспокоится тут обо мне? Вряд ли бы стала. Уверен, что нет. Я не такой… не такой человек.
– Знаете что? А пойдемте ко мне! Я угощу вас вот этим вот чаем. Вы перечислите виды рикотты или расскажете мне о себе. Как захотите. Брусничного нет? Ну, ничего. У меня есть другое. Вы же не против лимонного к чаю?
Он был женат, но жена умерла. Это случилось лет сорок назад.
– Слабое сердце, сказали врачи. Мне было трудно в такое поверить… Вас удивляет, что люди с такими же, как у коров – просто огромными, добрыми, умными, очень красивыми, карими, черными или, допустим, орехово-желтыми… в общем, с такими глазами, что, кажется, видят насквозь, – могут порой не заметить забор или какой-нибудь каменный столб, выросший вдруг посреди перекрестка? Это же странно, согласны со мной? Вот и она… Как бы мне объяснить… Анино сердце умело любить. Из-за него она вдруг умерла.
– Да, это странно. И я понимаю…
Ян Николаевич мне улыбнулся. Только не так, как тогда, на балконе, или у тех холодильников в зале. Он улыбнулся совсем по-другому. Словно он был мне и впрямь благодарен. Что-то свалилось. Лавина попкорна? Сладкая вата? Не знаю, но тяжесть – та, что во мне, как сугроб, вырастала, – вдруг очень тихо и мягко упала.